Метеор
Сергей Михайлович Анохин
Сборник тонкого и наблюдательного автора наполнен яркой и необычной философской и гражданской лирикой. У поэта обобщения перекликаются со стихотворениями-раздумиями о судьбе малой родины, с печалью по ушедшим друзьям. В то же время поэт ценит каждый прожитый час и благодарен судьбе за прожитые годы. Произведения очень эмоциональные, но глубокие. Стихи написаны в период с 1993 года по настоящее время.
***
Ночная пространная дума
о вечности сводит с ума:
вселенной неслышного шума
полна невесомая тьма.
Звезда, догоревшая где–то,
сквозь бездны времён и простор,
желтея мерцающим светом,
о жизни кричит до сих пор.
Из хаоса складок пространства,
не ведая правды и лжи,
расскажет о смерти пространно
ещё не рождённая жизнь.
И птица ночная, тревожно
метнувшись вдоль кромки конька,
несёт свою тень
– осторожно! –
сквозь чьи–то миры и века.
Вешки
Меж полновесно зрелых дел
и суеты пустопорожней
строй вешек строгих поредел,
и мне с годами всё тревожней,
что я покину мир земной,
и вечной мукой неотвязной
мысль вознесётся вслед за мной:
Кем был я,
свято или праздно?
Как нет холодной пустоты
в бескрайнем зареве вселенных,
так все поступки и мечты
всех, в лету канувших,
нетленны…
***
Великая гибнет страна,
разором просторы разъяты,
и страшная наша вина,
что нет среди нас виноватых.
Я – русский
Я – русский. Родиною болен;
и в том никто не виноват,
что европейцем недоволен,
и азиат – увы! – не брат.
И наш отец единый Киев
не спас хохлов и москалей
от зла границ.
Кто мы такие,
какой идеи мавзолей?
Чужой устав нас раздражает,
а свой – себе же на беду;
Емеля весело въезжает
в толпу на печке.
На ходу,
зевак восторженных калеча,
печь превращает в пьедестал,
и вот со щукою он вечен!
Жить зрячим я уже устал –
из душ и крови человечьей
на пьедестал отлит металл…
***
Моя Родина во мне
как разрытая могила,
безразличная к вине
шарит в ней чумная сила,
вверх швыряя впопыхах,
без раздумий и вопроса,
и вождя тяжёлый прах,
и – безвестного матроса.
Расплодилось вороньё,
подгоняет рать чумную,
а народ молчит и пьёт –
поминает мать родную!
Поминальные слова…
А она – жива!
Жива?..
***
Недаром плакала кукушка
над этой дрянной головой;
жизнь, как гулящая подружка,
пошла дорожкою кривой.
Одним ударом идеалы
превращены в осколки слов,
и новых веяний оскалы
видны из сумрачных углов.
Взахлёб и зло, сердца пронзая,
идеи, мысли и мечты,
друг в друга мечем, огрызаясь!
… И под шумок, из темноты,
иных времён степные орды,
иных – ливонские полки
России стан – святой и гордый –
рвут бесшабашно на куски.
Земля родная, дай же силы
не отступать, не падать с ног,
спаси меня, чтоб за Россию
ещё хоть раз сразиться смог.
Но, видно, плакала кукушка
не зря над глупой головой…
Коса… Старуха… Спирта кружка…
Стучит в груди… Живой… Живой…
Все мы стрелки
Все мы стрелки,
И все – мишени,
и жизнь бессовестно длинна.
…Чумной реки
волна лишений
неутомима и жадна;
сметает всё
и поглощает
в движенье грозном крик тоски,
и нас несёт
и укрощает,
и нет пределов у реки.
И чья–то смерть
в круговороте
чуть–чуть продлит другую жизнь –
как просто сметь, коль на излёте
ты гибнешь сам от чьей–то лжи!
И всё нутро
молит о мщенье,
и мысль в обойму вложена:
все мы стрелки,
и все – мишени,
ведь жизнь
бессмысленно длинна.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Вернулся в мир свободы тесный,
которым грезил много лет,
надежд носитель бесполезный
и чести ветхий эполет.
Иные нравы на свободе –
не те, что грезились в тюрьме:
блуждаю в собственном народе
во всё сгущающейся тьме,
где мало рук, своё дающих,
но лес – берущих не своё,
где глоток сонмище, орущих
о жизни собственной враньё.
Растёт у лени и разброда
во лжи зачатая сума…
В России только там свобода,
где с чётким кодексом тюрьма?
Тарабарщина
На излучине тихой реки
пиво с раками пьют мужики,
ароматная пена густа,
а беседа умна и проста.
И горят интеллектом глаза,
и шумит над планетой гроза,
очищая от вздорных идей
экономики, банки, людей!
Выясняется, что президент
на толковую мысль – импотент,
а его за