Назад к книге «Лейтенант Жорж» [Дмитрий Алексеевич Долинин]

Лейтенант Жорж

Дмитрий Долинин

«Лейтенант Жорж» – авантюрная повесть Дмитрия Долинина, заслуженного деятеля искусств России, кинорежиссёра, кинооператора, сценариста, фотографа и профессора.

После трагического поражения белых армий в Гражданской войне несколько миллионов бывших граждан Российской империи оказались в эмиграции. Военные, не смирившиеся с катастрофой, объединились в Российский Общевойсковой Союз (в повести – Союз русских воинов, СРВ), который вел подрывную деятельность против советской власти, нелегально засылая на территорию СССР своих посланцев, «походников», как их называли. Контора СРВ располагалась в Париже. Повесть, время действия которой относится к середине тридцатых годов XX века, посвящена одному из эпизодов этой борьбы.

Автор, используя острую авантюрную форму повести, рассказывает о гибельности политической и какой угодно яростной ангажированности, экстремизма, и показывает, что простые человеческие ценности превыше всех политических страстей.

Обложка создана на основе фотоколлажа автора, Долинина Дмитрия Алексеевича.

Дмитрий Долинин

Лейтенант Жорж

(Авантюрная повесть)

Вступление

– Дядя, – помолчав немного, не вытерпел я, – а какие это были солдаты? Белые?

– Лежи, болтун! – оборвал меня дядя. – Военные были солдаты: две руки, две ноги, одна голова и винтовка-трехлинейка с пятью патронами.

    Аркадий Гайдар, «Судьба барабанщика».

В тридцатых годах XX века один тогда еще не знаменитый писатель опубликовал повесть про некоего юношу, Мартына. Мартын этот был русским послереволюционным эмигрантом, жил то в Германии, то во Франции, то в Швейцарии, терпел любовные неудачи, да всё никак не мог забыть родную Россию, которую, на самом деле, по-настоящему никогда не видел. Увезли его из России в младенческом возрасте. Мог ли он что-нибудь помнить? Нет, конечно. А далекая и недоступная Россия снилась, манила и манила. Может быть, отец, всякий раз после бутылки красного обретавший дар красноречивого рассказчика, слишком много говорил о далёкой покинутой родине? Очень хотелось её увидеть. Именно что – увидеть. Мартын был созерцателем, зрителем. Впитывателем впечатлений. Не философом.

Случай представился. И, с помощью неких тайных деятелей, он отправился на родину. Можно ли сказать, что он двинулся в страну своей мечты? Нет, мечта – неверное слово, ибо Мартын знал, что там сейчас делается. Обычная жизнь отменена, все чуть ли не строем ходят, машут лопатами, возводя заводские корпуса, роют каналы и кричат ура во славу некоего иноплеменного вождя с рябым лицом и тугими усами. А если что не так скажешь, не так посмотришь, тут же и тюрьма, концлагерь или расстрел. Какая уж тут мечта? Но звала она его, манила, гиблая эта страна, и ничего он с этим не мог поделать. Он отправился туда и исчез. Навсегда исчез. Писатель на этом оборвал свое повествование.

Прошло лет семьдесят, и уже не стало той страны. Тугоусый вождь давно истлел, нагромоздив миллионы трупов, выигранную ценой огромных человеческих потерь войну (опять трупы) и скукожившееся, разучившееся работать население. Страна, конечно, никуда не делась, но со временем уменьшилась в размерах и поменялась. Как она поменялась, достаточно ли поменялась, – вопрос. Но не он сейчас интересен. Интересна судьба Мартына. Или, точнее, судьба того молодого человека, которого писатель назвал Мартыном, ибо, на самом деле, его звали иначе. Однако не стоит играть именами. Мартын, так Мартын. Тем более, имя теперь не частое, заметное, запоминающееся.

1. Походники

Финская весна 193** года запоздала. В мае под густыми елями в лесу еще лежали пятна грязного подтаявшего снега, но на полянках под солнцем уже зазеленела трава и высунулись свежие листики брусничных кустов. Трое с рюкзаками, одетые в удобную спортивную одежду, пробирались по глухому лесу. Двое были совсем молоды, почти мальчишки. Третий – лет сорока. Ели сменялись соснами, бурелом – болотом, глухие овраги – сухими холмами. Шли походники давно, устали, но Мартын, самый младший, хоть и самый длинный, белобрысый, голубоглазый, с чистым, словно девичьим лицом, не умолкал:

– Лес… Никогда в настоящем лесу не