Назад к книге «Серенада мегаполиса» [Людмила Грицай]

Глава 1. Будничные заботы

Ноябрьский вечер пронзал тело тысячами холодных иголок. Ветер гудел какие-то заунывные песни, нагоняющие тоску.

Глеб Анатольевич, в этот неурочный час возвращаясь домой, неожиданно для себя подумал о том, что спальный район столицы мало чем отличается от таких же спальных районов других менее знаменитых городов. И стоило тогда уезжать из родного Воронежа с его темными вечерними улицами и громадой многоэтажек, чтобы оказаться в Москве, с избытком наполненной и темными дворами, и бесконечной вереницей высотных зданий. Просто того и другого здесь было в десятки раз больше.

Но мысли путались в голове, и чувствовал себя Глеб Иголкин скверно. Голова кружилась, сосало под ложечкой, внутренности сжимались от ощущения липкой тошноты. «Эх, перебрал я с алкоголем, а зачем? Зачем хвастался? Значимость свою хотел показать, но кому и что показывать? Дурак одним словом».

С трудом поднявшись на лифте к своей квартире, Иголкин стал открывать дверь ключом. Но его опередили, дверь приоткрылась, и на пороге он увидел очертания фигуры своей жены.

Одного взгляда Ксении было достаточно, чтобы вызвать в Глебе еще больший приступ самоукорения, что, однако, не помешало ему сказать что-то резкое, быстро раздеться и уйти в ванну. Ксения вздрогнула, обиделась, но обиду сдержала. Чувство дурноты не утихало, поэтому от позднего ужина Глеб отказался. Решил выпить снотворного и пойти спать.

Заснул быстро, снилось что-то очень тяжелое, непреодолимое, кошмарное. Сны мучили, давили, а к утру стихли. Как будто бы и не было ничего. Совсем ничего.

Глава 2. Утренняя тишина

Будильник прозвонил как всегда в шесть утра. Ксения Иголкина силой воли заставила себя подняться с постели. Голова была тяжелая, как у совершенно не выспавшегося человека. И немудрено – легла спать она в третьем часу ночи. Да и как легла! Со слезами, с мыслями о том, что Глеб, которого она столько лет так преданно любила, превращается на ее глазах в совершенно чужого ей человека. Да и где он вчера был! Неужели кого-то себе присмотрел? А мало ли их – этих наглых молодых девиц у него на работе! Бегают, ножки свои из-под коротких юбок показывают, мечтают уцепить мужчину посолиднее. И должность все это проклятая! А ведь она радовалась, что мужа сначала сделали ведущим специалистом, а потом доверили ему отдел возглавлять! А теперь – плакать от всего этого хотелось! Вот он уже по вечерам приходит пьяный, разговаривать не хочет, грубит.

Ксения с горечью глянула на мужа и отвела глаза. Смотреть в его сторону было неприятно. Она пошла к детям, которые мирно спали в соседней комнате на широкой двухъярусной кровати, посмотрела на их умиротворенные лица, ушла на кухню, занялась приготовлением завтрака и вдруг вспомнила, что муж еще не встал с постели. Он же опоздает на работу!

Ксения мгновенно оказалась в спальне, прикоснулась к Глебу, чтобы разбудить, но в ужасе отпрянула. Тело было удивительно холодным. Она поняла, что произошло непоправимое.

Глава 3. Буря и пламень

– Товарищ майор, вас ждет Анатолий Александрович, уже звонил два раза, просил вам сообщить, что, как только из управления вернетесь, сразу к нему.

– Спасибо, понял, – отозвался Владимиров на слова дежурного.

Через пять минут он был уже наверху. В глазах его начальника читалась некоторая нервозность. Он быстро поздоровался и также быстро сообщил Владимирову, что ему поручается заняться новым расследованием.

– Что за дело, товарищ полковник?

– Сейчас соберешь опергруппу, выедете на место, все узнаете. Вкратце скажу, что в семье одного из моих друзей произошло горе – погиб – при невыясненных пока обстоятельствах – его зять. Честный нормальный мужик, 37 лет. Работал в департаменте информационных технологий. Был на хорошем счету. Должность недавно новую получил. Умер неожиданно. Вскрытие показало, что причиной смерти стало обильное внутреннее кровотечение. Но погиб он не от естественных причин. Его отравили. И, скорее всего, чем-то вроде «Варфарина». Это препарат на основе крысиного яда.

Полковник замолчал. И на его холенном чисто выбритом лице отразился неподдельный гнев.

– Эх, жаль я сам не могу это