Летела мимо птица, обронила перо

Любовь Александровна Винк

Внутри каждой женщины живет много. Мы можем давать этому имена, а можем не давать. Что-то в нас может жить, как король, а что-то чахнуть и умирать день за днем с голоду. И хорошо бы нам научиться видеть зорко, что из этого нас питает, а что убивает. Чему нам стоит дать больше смерти, чтобы стало больше жизни. Эта сказка как раз об этом – все ответы уже внутри, стоит только подсветить.В оформлении обложки использована собственная фотография автора книги из личного архива.

Сказка о смерти

Если Джинка встречала Спящего Бога, ей было больше не сдвинуться с места. Она останавливала Великую Круговерть, останавливалась как вкопанная у Великого Камня и начинала петь свою тихую песню. Она должна была петь ее все громче и громче, пока камень не пошатнется, не треснет вековая камедь и Спящий Бог не вытянется в полный рост. Пробудив его, Джинка снова могла быть свободной. Как правило после, она уходила быстро, не оглядываясь, с каждым шагом добирая силы, раскручивая заново Колесо Жизни. Так было заведено. История шла так испокон веков и если тебе довелось родиться Джинкой, значит это, что стоит тебе остерегаться одиноко лежащих валунов, ибо иногда не хватает жизни, чтобы песня ее капля за каплей проточила каменный бок.

Наша Джинка будила своего Бога уже много лет, но все было зря. Или не зря – никто не знает как глубоко внутри валуна хранится душа.

Наша Джинка была из рода оседлых, но она ушла от них. И с тех пор только дикие звери, светляки, да ветра витание были ей спутниками. Джинка умела прясть нить жизни, складывая из пряжи полотно, из полотна собирала телесности, а после пела над телом за упокой, пока круговерть не затрещит, не вздохнет день ночью, пока не стукнет веслом о воду Паромщик забирая новую душу по ту сторону жизни на подселение в женские животы. Скрученная в пряжу, связанная в полотно, сшитая на манер человеческий, душа вздохнет и закричит. А Джинка наша как услышит тот крик – радуется. Радуется и мотает в клубок новую нить, крученую из полевых цветов, волчьей шерсти, перьев и летающей в солнечном свете паутины.

Так было раньше, но не теперь. Теперь Джинка не могла брать, что ей хочется для своей нити, а довольствовалась лишь тем, что принесло ей ветром. Джинка хищно хватала клок шерсти, запускала руки в юркое перекати-поле и голодная до творения тянула тонкими пальцами нить. Связывала, прятала под платье и пела. Пела Джинка свою песню, Бог спал. Солнце вставало и ложилось, время осыпало Джинку своими приметами, Смерть по ночам мимо Джинки прохаживала, а Бог спал. Только волей небес Джинка была жива, но такова уж судьба Джинки. Спит Бог – Джинка возле него. Таков порядок.

В первые годы Джинка спела ему всю свою юность – камень чуть дрогнул, не более. Спела Джинка и стала стара.

На третий год созвала Джинка песней к нему дикого зверя. Зверь рычал так, что тряслись поджилки у самого храброго из охотников – Бог вздохнул внутри и погрузился только глубже в сон.

На пятый год спустила Джинка к нему Величайшего. Величайший крутил сферу жизни над спящим Богом, Величайший менял правила. Но и он не смог помочь Джинке. Спал Бог – Джинка возле него.

На седьмой год призвала она к нему живого Бога, тот осмотрел окаменелости, глянул в сон. «Сладок сон, слишком сладок, плохи дела твои, Джинка».

Села тогда Джинка и заплакала. И только она потеряла надежду, кости ее тут же начали тлеть. Волосы седели и сыпались, пальцы скрючивались, платье становилось лохмотьями. Вот уже и клубок жизни стало не удержать. Выпал из рук Джинки клубок. Легла Джинка на землю. Земля холодная ее принимает. Земля принимает, а Бог спит, Джинка поет для него. Поет свою тихую песню надтреснувшим голосом. Таков порядок.