Назад к книге «Destroyed. Падшие ангелы» [Виолетта Роман]

Destroyed. Падшие ангелы

Виолетта Роман

У таких как я нет ни души, ни сердца. Я тот, кого когда-то разрушили, уничтожили. Я тот, кто сумел собраться вновь. Только теперь моя душа уродлива, как чертов франкенштейн. Я есть сосредоточение жестокости и деструкции. В моих венах не кровь течет, в них черная, вязкая, обжигающая НЕНАВИСТЬ. И в этом моя сила. Но однажды, в мой АД ворвался АНГЕЛ… Она перевернула мой устоявшийся мир. Заставила поверить в невозможное… И теперь меня мучает лишь один вопрос. Есть ли право на счастье у такого монстра как я?

Содержит нецензурную брань.

Пролог

Месть – разрушающее чувство? Чушь собачья…

Тот, кто это придумал – полный неудачник или лгун.

Месть – самый мощный катализатор, самый сильный стимул.

На протяжении последних пяти лет, каждый день, мне приходилось выживать.

Пять лет тюрьмы – за проявленную слабость. Решил поиграть в долбанного рыцаря, спас девчонку, и поплатился свободой.

Там, за решеткой – отдельное государство. Со своими порядками, законами. Избавиться от ненужного человека там намного проще, чем на воле. А я, по всей видимости, стал огромной костью в горле у одного влиятельного человека…

Когда тебя зажимают в угол, остается только два варианта: либо подыхать, либо отбиваться.

Я выбрал второй.

Первые три года заключения были особо щедры на издевательства со стороны подкупленных Бесом «кумовьев». Через сколько «пресс-хат» меня пустили, пальцев рук не хватит. Боли было так много, что, в конце концов, я даже научился отключаться и не чувствовать ее. Совсем. Закалил организм. Я, словно измученный жаждой путник, набредший на родник с ключевой водой, загребал горстями свою боль, испивал ее до дна, утолял свою жажду. Поливал ею, удобрял единственное чувство, для которого было живо мое сердце. Чувство, которое все пять лет помогало мне не сойти с ума, давало силы вставать с колен и бороться со смертью.

Жажда мести.

Из меня старательно пытались сделать жертву. Ломали, уничтожали с извращенным упоением. Крошили кости, суставы, избивали до тех пор, пока не отключался или не начинал захлебываться собственной кровью. Держали по несколько недель в жутком, нечеловеческом холоде. Издевались, псы позорные. Сколько шрамов на теле от ударов заточкой, я уже не скажу. Неудачники, ничего у них не вышло. Теперь кормят червей в сырой земле. Потому что в первый же день своего пребывания на зоне я четко уяснил для себя основное правило: убить меня можно, но сломать себя я не дам. На тот свет с собой заберу, но так просто не уступлю.

Я мутировал. Стал одним из своих в среде самых сильных и опасных. Теперь меня никто не трогал. А «кумовья» едва ли не ссались от страха, оставаясь со мной наедине.

Потому что я стал хищником. Теперь они чувствовали мою силу, боялись меня до дрожи в коленках. Обычные «мужики» и «арестанты» обходили меня стороной. Старались не связываться.

Спустя пять лет этого ада я стал настоящим чудовищем. В моих венах теперь не кровь течет, а гнев и ярость. И до тех пор, пока желаемое не свершится, огонь в моем сердце не погаснет.

Приятная прохлада металла под пальцами. Изучаю обстановку в оптике винтовки. Один из фешенебельных ресторанов города. Сборище богатеньких ублюдков. Мой объект – один из главных участников этого вечера.

Вижу его в оптическом прицеле. Мой заклятый враг. Моя главная жертва.

Осознание того, что он на прицеле, посылает тысячи импульсов по нервным окончаниям, приводя мое тело в боевую готовность. Все пять органов чувств работают на полную мощность. Делаю глубокий вдох, немного меняю позицию. Успокаиваюсь.

Объект выходит из тени деревьев, проходит в зал ресторана. Идет под руку с женой. Сраный семьянин. Чуть горло мне не перегрыз, защищая свою бабу. Но стоит отдать ему должное – он тоже зверь. Сильный. Свирепый. Вот только сейчас даже не подозревает, что на него открыта охота.

В тюрьме я получил погоняло «Хищник» не за татуху на плече. Меня прозвали так за способность выслеживать, выжидать, вести охоту. Ему не уйти. Я долго готовился к этому моменту. Поджидал, изучал его привычки, повадки. У него не осталось ни единого шанса.

Я должен быть хладнокро