Назад к книге «Поэты людям не пишут. Стихи о творцах и романтиках» [Инна Фидянина-Зубкова]

Стихи о писателях

Поэты людям не пишут

Я знаю, поэты людям не пишут,

потому что поэты выше,

выше людей!

Но иногда без страстей

живут и поэты,

умирая за это.

Если ты меня никогда не увидишь

и ртом не надышишь

моё возрождение,

знай, что каждое воскресенье

я сама воскресаю,

к тебе прилетаю

и спрашиваю: «Как дышишь?»

Меня ты не слышишь,

занят чем-то серьёзным,

а я о звёздах

хотела поговорить.

Ну ладно, не буду тебя будить.

Я и мои читатели

Если б читателей я выбирала,

я б, наверное, горя не знала,

не знала горя людского,

я б сказала: читай меня, море!

И горы меня читайте,

хвалебные песни слагайте

и обо мне не думайте плохо!

Ведь стихи собирала по крохам:

с подберёзовиками, с морошкой,

клала в большое лукошко

да к себе домой уносила,

а дома за стол садилась

и писала, писала, писала.

Но очень уставшая мама:

– Чего тебе было мало,

зачем ты к людям полезла,

скажи-ка, доню? Ну честно!

– Не знаю, – отвечу маме. —

Читателей не выбирают.

Вот если б я их выбирала,

я б никогда не писала,

а собирала морошку,

окучивала картошку…

В ответ улыбнулась мама:

– О дочке такой лишь мечтала!

Если нам рты завяжут

Мы стихи писать не перестанем,

пока есть мел и забор.

Перед нами хоть дверь закройте!

Но есть столб, есть листок.

Конечно, сегодня не модно

на заборах писать стихи,

но если нам рты завяжут,

то мы это возродим.

Листовка – это так просто,

это бумага и стих.

А если бумаги не будет,

то мы её изобретём:

берестяные свитки,

пергаментные слова.

Я знаю, ты злишься, начальник,

ведь муза не умерла.

Она умирать не умеет,

она будет рождаться вновь.

Эх ты, маленький тролльчик,

булавкой стирающий кровь

с моей стареющей кожи.

Да, может быть, я мертва.

Но муза, она всех  больше,

муза всегда жива!

Душа поэта

Ничего не понимая,

ветер носится за мной!

Эх, была бы я живая,

то попёрлась б за тобой

и сказала: «Бесконечность —

это лишь твоя душа!»

Ты ответишь: «Как же вечность?»

Запиши мои слова

под диктовку, нашепчу я

буйных тысячу стихов!

Счастье – это делать что-то.

Я мертва, но ты готов

на планетище весёлой

воевать и танцевать.

Милый мой сегодня болен?

Ну лежи, нельзя вставать.

Поцелую, улечу я,

а мой муж допишет стих,

он живой, его волнует

на земле ваш каждый чих.

Встанет он и повоюет,

а в бою слова, слова!

Щёки приставы надуют.

Всё прощай! И я ушла:

полетела снова, снова

собирать небесну пыль…

Моё имя было Слово,

нынче же – бумажный Вихрь.

А на свете горе, беды,

развесёлые стихи,

и любимые мужчины

как-то глупо полегли.

Как-то плохо поэтам мы верили

Верили мы поэтам, верили.

Сами себе отмерили

годы и расстояния,

душ больных раздевание.

И как бы поэтам ни верили,

мы совесть свою не измерили,

не вычислили линейкой:

сколько ещё километров

до невозвратности мыслей,

мыслей не очень чистых.

И чёрт знает, кому мы поверили!

Верили им мы и делали

не наши идеи в дела воплощая.

Поэты в книгах зависли, прощая.

И молча смотрят на это —

на то они и поэты.

Войны сей, войны все и поэты

Войны катились войнами,

а мы учили добру.

Войны. Поэты не воины,

поэтов поберегут.

Сила мужицкая, сила!

К поэтам она не шла.

Бабья краса. Это было?

Поэтесса, как тень из сна.

Войны, войны и войны!

Поэты же учат добру.

Я родилась поэтом.

Вот, сижу, себя берегу.

А вокруг бесконечное горе.

Я ж упорно пишу про добро.

На воле, в тюрьме и в поле

я твержу: «Мне не всё равно!»

Лист бумажный исписан.

Вдовы слёзы устали стирать.

Я стихи несу тем, кто выжил:

– Возьмите исчёрканую тетрадь.

Листочки сложат живые,

мёртвых схоронят опять,

прочтут стихи над могилой,

стихи тех, кто устал их слагать

в тиши чужих чемоданов,

в гуле лихих поездов.

Память. Вечная память.

И море, море цветов

несут почему-то поэтам —

не героям всех этих войн.

Я устала писать в это Лето.

Поговорим потом.

Видимо, фантастам так лучше

Думал ли ты об этом,