Чувство летучести

Что ли – правда?..

Как же мышечная память…

При отсутствии крыла?

Сердце ныть не перестанет:

Где же я вчера была?..

Кроны сосен, пики елей,

Где-то снизу – облака…

Рядом звёздные метели

И туманная река…

Мир бескрайний, заповедный,

То ли есть ты, то ли – нет…

Там Дракон прекрасно-медный,

Там пылающий рассвет…

Ломит плечи: ветра тяжесть

Поворочай-ка крылом!

А туман – как пух лебяжий

Над притихшим молоком…

Листьев полные карманы

И травинка в рукаве,

Предрассветные туманы

Отдыхают в голове…

Ставлю чайник (руки ноют).

Тишина. Лишь звон синиц.

Это правда, что весною

Нет порядка и границ?

Размываются ручьями,

Растекаются, плывут…

Вот и я не замечаю:

То ли «там» я, то ли – «тут».

То ли я качаюсь в кронах

Рыжих сосен, то ли я

Чай «Российская корона»

Заварила у ручья…

Мир плывёт, перетекает…

Я сама уже – туман…

Я сама уже такая

Как рассказ или обман…

Путешествие от нечего делать

Тишина плывёт вся в кузнечиках,

Тишина звенит и колышется.

Я – на крыше. Мне делать нечего.

Дальний поезд за лесом слышится.

И от поезда, от кузнечиков,

Тишина всё поёт, всё не кончится…

Делать нечего нынче вечером,

Потому что просто не хочется.

Тишина до того невесомая,

Что в ней можно поплыть, как в омуте.

И зевает облако сонное,

И потягивается в невесомости.

Невесомость распространяется

На гусей, на собачку белую.

Всё само собою случается —

Я совсем ничего не делаю.

Вижу – крыша плывёт далёкая

Где-то там внизу серой лодкою,

Рядом облако стелется лёгкое

По дорогам из ветра сотканным.

Я не знала, что облако – мягкое

И, как морда собачья, мокрое…

Я не знала, какое яркое

И какое небо – широкое!

А тропинки качаются волнами

Все истоптаны птичьими лапками.

И вернусь я с карманами полными

Неба синего, с мокрыми тапками.

Вылью небо обратно на крышу я —

Пусть и дальше там отражается…

Тихо жмурится Солнце рыжее…

А кузнечики – всё стараются…

Июль

На поверхности пруда смотрю в облака,

Шевелю плавниками-руками слегка,

Подо мной разлетаются птицы.

И боюсь я упасть

И на небо попасть,

В синеве, словно дым, раствориться.

Надо мною вода за прохладной спиной,

Краем глаза слежу за стеною лесной,

Облака – словно рябь цветочная.

Шевельну плавником.

Надо мной двойником —

Птица плавает – копия точная.

Невесомо в прохладной и мягкой воде

Я парю. Только небо я вижу везде —

Значит правда – вокруг одно небо.

Я нырну к облакам,

Доверяя рукам

Или крыльям из белого снега.

Так медлителен этот ленивый полёт…

Серебристым стрижом задремал самолёт,

И лыжня в васильках не тает.

А в ушах – тишина

Синевою полна,

И стрекозка летает…

Несерьёзное

Молоком разбавили синеву,

Я за тонким месяцем поплыву.

Сквозь листву прозрачную, словно дым,

Сквозь леса весенние и сады.

Птицы, птицы, птицы! Весна, весна!

Мне не спиться, милый мой, не до сна:

В мае невесомою становлюсь,

Как пыльца по воздуху тонко льюсь,

Отражаюсь в лужах, во всех подряд…

Ты, я знаю, тоже, конечно, рад…

Даже если дома один уснёшь —

В мае мною дышишь ты и живёшь.

Я ж не привидение… Так, шалю.

В мае ещё гуще тебя люблю.

Ты меня не слушай: «Чирик-чирик!»

Вечер, месяц, яблони… Чудный миг!

Ах, весна!

Ах, весна, весна, весна! И поэтому

Все прозаики становятся поэтами.

Быть циничным – неприлично весною,

А прилично – петь по-птичьи под сосною!

И поэтому прозаики серьёзные

Отправляются за розами и звёздами,

Отправляются за глупостями разными,

За безумствами в скитания опасные.

Ах, весна, весна, весна! И поэтому

Ради женщин, Музы брошены поэтами!

Рифмы ношенные – в лужи позаброшены,

И плывут по речке старыми галошами.

А поэты – заикаются, стесняются,

И стихи у них совсем не получаются.

Получаются – цветы, признанья нежные

И полёты журавлями белоснежными.

Ну а женщины – весною становятся,

Расцветают или только готовятся,

Улетают или только решаются

Все законы-рубежи разрушаются.

Улетают, чтоб совсем раствор