Открой мою дверь – повесть и рассказы
Наталья Юрьевна Васильева
В ваших руках дебютная книга Натальи Васильевой – молодой харьковской писательницы. В этот сборник вошли повесть и рассказы, написанные в последние несколько лет. Тут вы увидите силуэты разных людей, услышите их голоса, различите их судьбы. То, что происходит с героями, может случиться и с вами. А может, происходит уже сейчас? Прочтите эту книгу, проникнитесь глубиной замысла и легкостью исполнения, поверьте автору… И вы найдете в ней самих себя.
Хорошие новости
Я стою на автостанции, и мне стра-ашно так… Коленки дрожат. Звонит телефон.
– Ты где? Скоро? – спрашивает обеспокоенно он.
– Маршрутку жду, – говорю я.
– Ты на шестой платформе?
– На шестой, – мое терпение неистощимо сегодня.
– Номер – 2023, – напоминает он.
– Я помню. Не переживай, – стараюсь быть спокойной. Он нервничает. Я тоже.
Никогда не была в деревне. Почему-то представляются дома и заборы, заборы и дома, и небо, голубое и бескрайнее.
Маршрутка раскрывает свое нутро и зовет меня внутрь, в душную полутемноту. Когда я зашла – все одиночные места были уже заняты. Села у окна, прижалась к стеклу, спряталась от чужих взглядов.
Ехать долго, значит, можно не нервничать хотя бы час.
Мелькали села, одно за другим. Чем дальше от города – тем больше заброшенных домов, заколоченных ставней, проваленных крыш, зияющих дыр в стенах и высокого сорняка.
Некоторые дома словно стоят перед улицей на коленях, и в низких окнах при желании можно увидеть все.
Чем дальше от города – тем страшнее. Как меня там примут? Я совсем другая. А как там? Так же, как в этих селах, что мелькают за окном, или по-другому?
Въехали в небольшой городок, и, распахнув двери и люки, выпустили из себя людей и воздух, наполненный чужими запахами до невозможности.
Место около меня освободилось (парень в наушниках спал всю дорогу). Рядом со мной села пожилая женщина.
Пока мы не выехали из городка, она молчала.
– День чудовий сьогоднi! Сонечко! – неожиданно сказала она.
Мне не хотелось ни с кем говорить. Рот откроешь – потом не закроешь. Я, конечно, вежливая, но сегодня трепаться не в настроении.
Украдкой посмотрела на нее: сколько ей? 60? 70? «Бабуля», – определила я для себя и больше не думала о ней, а она сидит, смотрит вдаль и думает о чем-то своем.
Она помолчала еще немного, а потом сказала мне:
– Земля ворушиться.
Все, я думаю, приехали. Пытаюсь незаметно от нее отодвинуться, но некуда. С тоской смотрю на часы – еще долго – и вздыхаю.
Бабуля улыбнулась так неожиданно молодо, что и я улыбнулась в ответ. Она снова сказала:
– Так справдi ж! Ворушиться! Вам, у городi, це не помiтно, а у селi знаеш як! У мене в сараi дах провис, прогнувся.
– Ну, может, балка прогнила или еще что-то, – говорю неуверенно я.
– Та нi, то стiни сiли. І дiм мiй сiв. Ранiше пiдвiконня менi отут були, – проводит рукой по груди, – а тепер тут, – проводит по поясу юбки, – бачиш рiзницю?
Она говорит по-украински, ее речь пестрит непонятными мне словами. Я пытаюсь отвечать ей тоже по-украински, но слова словно чужие и язык деревенеет.
– А чому так? – спрашиваю я и перехожу на русский, потому что не могу подобрать слова. – Оползни?
Она, как и я, пытается говорить на одном со мной языке:
– Земля двигается! Ворочается, – потом запинается и снова переходит на свой, родной, – ворушиться! Бувае, лежиш собi у лiжку вночi i, здаеться, що тебе, немов у люльцi, колихае.
– А у вас дом большой? – почему-то меня разбирает любопытство и я всматриваюсь в нее внимательней.
Маленького роста, с загорелым лицом и голубыми глазами, одновременно молодая и старая. Она одета по-деревенски парадно, такой обуви, как у нее, лет тридцать как нет в продаже. От нее пахнет старыми, сладкими духами, чуть сильнее, чем нужно.
– Катерина Іванiвна, – прерывает она паузу.
– Аня, – отвечаю я. Она мне уже нравится.
– Дiм… – отвечает она на мой вопрос, – величенький, старий, ще батько будував. Дерев’яний. Курей держу, корiвка в мене, качечки. Якби ж ще дiд не пив…
– Муж? – уточняю я.
– В розводi, – говорит хмуро.
– А почему вместе живете?
– Село, – пожимает плечами.