Сломанная шпага

Гилберт Кийт Честертон

Отец БраунНеведение отца Брауна #11

«Тысячи рук леса были серыми, а миллионы его пальцев – серебряными. Яркие и тусклые звезды в темном небе оттенка зеленовато-синего сланца сверкали и поблескивали, словно кусочки льда. Вся округа, заросшая густым лесом и малонаселенная, была скована жестоким морозом. Черные промежутки между стволами деревьев напоминали бездонные темные пещеры жестокого скандинавского ада, обители невыразимого холода. Даже квадратная каменная колокольня казалась монументом северного язычества, словно некая варварская башня среди приморских утесов Исландии. Ночь была явно неподходящей для осмотра кладбища; с другой стороны, оно заслуживало внимания…»

Гилберт Кийт Честертон

Сломанная шпага

Тысячи рук леса были серыми, а миллионы его пальцев – серебряными. Яркие и тусклые звезды в темном небе оттенка зеленовато-синего сланца сверкали и поблескивали, словно кусочки льда. Вся округа, заросшая густым лесом и малонаселенная, была скована жестоким морозом. Черные промежутки между стволами деревьев напоминали бездонные темные пещеры жестокого скандинавского ада, обители невыразимого холода. Даже квадратная каменная колокольня казалась монументом северного язычества, словно некая варварская башня среди приморских утесов Исландии. Ночь была явно неподходящей для осмотра кладбища; с другой стороны, оно заслуживало внимания.

Кладбище возвышалось над пепельным покровом леса на горбатом холме, покрытом зеленым дерном, который казался серым в звездном свете. Большинство могил находилось на склоне, и тропа, ведущая к церкви, напоминала крутую лестницу. На вершине холма, на единственной ровной и хорошо заметной площадке, стоял памятник, которым славилось это место. Он странно контрастировал с неприметными могилами, так как был изваян одним из величайших скульпторов современной Европы, чья слава, впрочем, бледнела по сравнению с известностью человека, чей образ был создан его руками. Серебристый карандаш звездного света легкими штрихами очерчивал мощную металлическую фигуру лежащего солдата, чьи сильные руки были сложены в жесте вечной молитвы, а большая голова покоилась на прикладе ружья. Его величавое лицо обрамляла борода, или, вернее, густые бакенбарды в старом тяжеловесном стиле полковника Ньюкома. Мундир, обозначенный несколькими незамысловатыми контурами, представлял собой обычную форму современного образца. Справа от него лежала шпага со сломанным концом, слева Библия. В ясные солнечные дни сюда приезжали экипажи, набитые американцами и просвещенными жителями пригородов, желающими осмотреть надгробие, но даже их угнетало унылое безмолвие круглого холма с церковью и кладбищем, возвышавшегося над окрестными чащами. Сейчас, в морозной тьме глубокой зимы, у любого могло возникнуть ощущение, будто он остался наедине со звездами. Но в звенящей тишине скрипнула деревянная калитка, и две смутные фигуры, одетых в черное, поднялись по тропинке к надгробию.

Холодный свет звезд был таким слабым, что о них трудно было сказать что-то определенное, кроме их размера. Оба носили черное, но, если один казался чрезвычайно рослым, другой (возможно, по сравнению с первым) выглядел настоящим коротышкой. Они приблизились к надгробию великого воина и несколько минут молча разглядывали его. Вокруг не было ни души, возможно, даже ни одного живого существа, и болезненно впечатлительному воображению могло показаться, что они сами не принадлежат к роду человеческому. Как бы то ни было, начало их разговора было странным. После продолжительного молчания маленький человек обратился к своему спутнику:

– Где умный человек прячет гальку?

– На морском берегу, – низким голосом отозвался тот.

Маленький человек кивнул и после небольшой паузы спросил:

– А где умный человек прячет лист?

– В лесу, – последовал ответ.

Снова наступило молчание, после которого высокий вернулся к беседе:

– Вы хотите сказать, что, когда умному человеку нужно спрятать настоящий алмаз, он смешает его с поддельными? – спросил он.

– Нет, нет, – со смехом сказал маленький. – Кто прошлое