Червь и бабочка
Александр Владимирович Тюрин
Квазиживое техносущество, являющееся продуктом молекулярного сборщика, осознает себя человеком. Созданный для уничтожения космических станций и городов, натасканный в схватках на выживание, он начинает осознавать хищность и порочность Западного Альянса, орудием которого он является. И тут у него появляется неожиданный союзник. Добро приходит ex machina.
Александр Тюрин
Червь и бабочка
1
На ходовом мостике тихо играет музыка, он подпевает, а на середине куплета «обнимая небо крепкими руками» палуба лопается. Из трещин, не спеша, выбирается червеобразный огонь и всё вокруг разлетается, слово обрывки лопнувшего воздушного шарика. Он видит, как его идеально выглаженные брюки и начищенные до глянца ботинки покрываются серебристым инеем на фоне слепящей черноты космоса. Это немногое, что он помнит. Боль не запомнил, будто она не успела дотянуться до него своими крюками.
После провала, когда восстановились некоторые чувства, было, пожалуй, приятно. Откуда-то льётся густой свет, который растягивается в нити и стягивается в узлы. И превращается в тонкие вибрации вандерваальсовых, жесткие пульсации ковалентных и клещи ионных связей, «уголки» и «зигзаги» гидроксильных и карбоксильных групп, острые зубчики металлорганики, дрожащие бугорки полимеров. Он еще не осознавал своего тела, знал лишь, что растет, что всасывает дендримеросомы, наполненные вкусным гликогеном, что ощущает самые разные колебания, различая их амплитуды и плотность энергии; даже те, что идут от далеких светил.
Потом чрево извергло его. Он оказался в безразмерном пространстве, которое позднее назвал «ясли». Там было много таких как он, слишком много. Жалящая тьма готова впиться в каждую его клетку. Здесь он уже узнал, что такое укус и боль. А также коварство.
В яслях случились тысячи схваток. Его излюбленным приемом было, чуть-чуть поддавшись, ударить в процессорный узелок противника, находящийся над пастью. И поглотить обездвиженного врага.
Он всё больше чувствовал себя – свои процессоры, шины расширения, контроллеры, актуаторы – и постигал, как воздействовать на других. Он уже мог мастерить вещество молекула за молекулой, играя атомными связями. Нежно-маслянистые пузырьки атомов сперва выпрыгивали из той конструкции, что он создавал, но вскоре удавалось найти им всем правильное место, почувствовав упругие толчки валентных электронов.
Сознание ныряло в квантовые точки его мозга, текло по углеродным нанотрубкам, из которых были сотканы его ткани, вкручивалось в дендримерные карусели его системы питания, и уносилось по сверхпроводящим ниобиевым нитям нервной системы.
Его мысли, подброшенные адаптером высокоскоростного соединения, посещали источник цифрового света, мегасервер Альянса. Веяли там ветром среди хранилищ данных, мчались по информационным магистралям, пробивались сквозь заросли цифровых объектов, проходили в порталы интерфейсов, которые были прообразами его функций.
Через три тысячи поединков некая сила вытолкнула его из яслей и он остался на какое-то время один. Вокруг была простая геометрия – голое пространство, образованное шестью плоскостями.
Неподалеку от него что-то стало метаться и звонко биться об стенки, отчаянно жужжа приводами и неловко пытаясь использовать восемь конечностей. Что-то металлическое, судя по струящейся внутри него электронной «жидкости».
Сравнив себя с Восьминогим, он понял, что у него самого нет конечностей, что выглядит как червь. На какое-то мгновение ему стало нехорошо, даже возникло самоопределение «гадкий».
Тело было вроде вытянутого мешка, однако оно подавалось натяжению и расслаблению. Расслабим передние сегменты, сократим задние и бросим тело вперед. Он способен напрягать экстрамиозиновые мышцы, управлять перетеканием электролитов гемолимфы и легко менять форму под кремнийорганической оболочкой. Шар, цилиндр, тор – красота, которая всегда с тобой. Значит, всё не так уж плохо.
В каждом сегменте его тела были радары, лидары, детекторы полей на сверхпроводящих джозефсоновских контактах. Электрические поля ощущаются как покалывание. Из него может выходить напряженн