Грамерси-парк и другие истории
Татьяна Шереметева
В сборник «Грамерси-парк и другие истории» включена повесть о судьбах двух москвичек, разными путями оказавшихся в Америке и по-разному пришедших к личному преуспеванию и благополучию, а также рассказы о наших современниках. Кто-то из них живет в России, кто-то за ее пределами, но, независимо от этого, все они хотят добиться успеха и найти свое счастье. У кого-то это получается, у кого-то нет. Автор книги Татьяна Шереметева предлагает читателю вместе с ней подумать о непредсказуемости жизни, о случайностях и закономерностях, о нашем прошлом и настоящем.
Татьяна Шереметева
ГРАМЕРСИ-ПАРК И ДРУГИЕ ИСТОРИИ
ГРАМЕРСИ-ПАРК
Повесть
I
Китаянка напротив, заведя глаза к светильникам на потолке и страдальчески сдвинув брови, истово шевелила губами и прижимала к плоской грудке маленькие, сухие ручки.
«Молится», – догадалась Агния. В узких китайских глазах застыла слеза, готовая вот-вот пролиться. Чужие слёзы – как чужой зевок. В носу защипало. Захотелось, чтобы Бог услышал и её.
Почти все вокруг, как диверсанты в тылу врага, были с наушниками и большими пальцами нажимали на кнопки телефонов. Интересно, что они с таким увлечением туда впечатывают? Какие тайные или срочные донесения они спешат отправить из подземелья на волю? И по какой причине делают это именно в вагоне метро?
Здоровенный негр, наморщив лоб и вытаращив от старания глаза, ел куриные крылья из пластикового судка. Он жевал, не успевая прожевать, проглатывал, и было видно, что ему хорошо. Агния с удовольствием втянула в себя запах карри, но тут же рассердилась: «Эти люди умудряются и завтракать, и обедать, и ужинать на ходу». Уткнулась взглядом вниз.
Одинаковые коленки в одинаково тёмных штанах. Женщины здесь давно перестали носить юбки, их можно встретить лишь в деловой части Нью-Йорка.
А на полу в шеренгу – кроссовки или угги.
Две маленькие чернокожие девочки ссорились, мать гладила их кудрявые головки с нанизанными на волосы туземными бусинками. Девочки были в тёмных штанишках и уггах. Агния перевела глаза на годовалого младенца в коляске. Его ножки были обуты в такие же крошечные сапожки.
На остановке в вагон вплыли три шляпы. Под ними – скуластые лица. К таким шляпам и лицам полагались усы и гитары. Но усов не было вовсе, а гитара была только одна. И ещё две маленькие, почти детские гармошки. Зазвучал знаменитый припев на испанском: «Фелиз навидат, фелиз навидат…»
Эту песню в Нью-Йорке поют каждую зиму. Почти половина населения – выходцы из Латинской Америки. Их становится всё больше, и они берутся за все новые дела. Вот и пиццу давно уже пекут не итальянцы, а latinos.
«Мы хотим от всего сердца пожелать вам счастливого Рождества» – музыка заполняла ритмом пространство между людьми. Агния вместе с остальными невольно кивала в такт.
II
Почему-то вспомнился Новый год в четвёртом классе. Она была первая ученица, и её наградили билетом на Кремлёвский праздничный утренник. Там Агния, переминаясь с ноги на ногу и стесняясь отправиться на поиски туалета, два часа терпеливо ждала окончания скучного концерта среди таких же девочек в белых фартучках и думала о том, что, когда станет взрослой, будет одеваться не как все, а по-особенному.
Особенное имя у неё уже есть. «Как корабль назовёшь, так он и поплывёт», – любил повторять её отец. Он доверял пословицам и крылатым фразам, инструкциям и газетным передовицам. В метро он никогда не прислонялся к дверям, а «всю эту беллетристику» знал по вступительным статьям к произведениям советских писателей.
Мать, воспитательница в детском саду, назвала дочку в честь Агнии Барто. Стихи про зайку, мишку и бычка, которым нужна была срочная помощь, были в доме самыми любимыми. Маленькая Агния каждый раз плакала от жалости, но потом опять просила ей почитать исписанную детскими каракулями и разваленную в переплёте книжку.
На Новый год родители ставили в угол рядом с окном большую ёлку. В цинковое ведро опускали ствол, потом засыпали туда же картошку, для устойчивости привязывали ёлку к батарее, укрывали неопрятное ведро белой простынкой и доставали с антресолей ватного Деда