Смерть танцора

Людмила Рахманкулова

Утром Дани приснилась омерзительная собачонка, символ грядущих несчастий. И вот – убит любовник ее подруги Даши, Костик. Свидетель убийства признается Дани, что это Дашка зарезала любовника. Накануне она прилюдно грозилась убить Костика. Дани берется за расследование, а подозреваются многие: муж Даши, бывший бандит, его соперник на выборах, чью жену Костик не оставил без внимания, бывшая невеста, администратор казино, где покойник подвизался танцором, многочисленные пассии убитого. Кто-то из подозреваемых по ходу расследования погибает, но убийца разоблачен. Убийце, однако, удается избежать наказания – но только наказания, предусмотренного Уголовным кодексом.

Людмила Рахманкулова

СМЕРТЬ ТАНЦОРА

С Кольца до угла Татарстана и Нариманова я домчалась минут за семь. Во дворе, на лестнице и на площадке никого не было, только у дверей 56-ой квартиры блаженным и крепким сном человека с чистой совестью спал Вали, Костькин сосед, которого жена, видимо, не впустила домой в профилактико-воспитательных целях. Над ним вились мухи и запах перегара. Дашка сразу открыла мне дверь, и я юркнула в полуосвещенную солнечными бликами из гостиной прихожую. Мы схватились друг за друга. Выглядела моя красавица Дашка просто ужасно, если не зловеще. Взгляд у нее был совершенно безумный, туча темных волос отброшена назад, как у ведьмы во время полета на помеле.

– Он там, в спальне, – наконец прошептала она, и потянула меня за руку. Да, он был там, на постели, абсолютно голый, абсолютно мертвый и залитый кровью. Мертвые голубые глаза, возведенные к потолку. Мы молча смотрели на него, не подходя.

– Это ты его? – спросила я, не глядя на Дашку.

– Не я. Я как ушла с этого рыгалища, так больше его не видела…живым.

– Ну и кто его?

– Ты меня спрашиваешь?

– Кого ж мне спрашивать? Лигу сексуальных реформ? Ты говоришь, он зарезан?

– Да, по-моему. Видишь, кровь повсюду.

– Ты его трогала? Подходила к нему?

– Да, подходила. Зашла в спальню, увидела…и дальше ничего не помню. Пришла в себя, сижу на полу возле кровати, слышу – тихонечко кто-то воет.

– Кто?

– Я сама.

– И где ты была всю ночь?

– С ребятами какими-то таскались из кабака в кабак. Куда-то нас не пускали, и откуда-то выгоняли.

Дальше она мне сообщила, не сводя взгляд с Костьки, что ребят этих не знает. И рестораны не помнит. Замечательно.

– Ну, и зачем ты сюда опять явилась?

– Да наподдать ему, зара…бедолаге.

– Наподдали уж, и без тебя. Кто-нибудь тебя здесь утром видел?

Она замотала головой. Её надо было уводить – она была на грани истерики, и я испугалась, что она может разразиться воплями, упасть в конвульсиях на пол, завыть и все такое. Соседей мне тут еще не хватало. Я приоткрыла дверь на площадку – тишина, только в квартире этажом выше играет радио и слышится женский голос, певуче и ласково разговаривающий с ребенком. Вали по-прежнему уютно сопел на коврике. Мы закрыли дверь на замок, вышли со двора и пошли на остановку возле кинотеатра «Тукай». Дашка шла как заведенная автоматическая игрушка, и не очень сознавала, куда это я её веду.

Недаром накануне меня мучили тоска и предчувствия. Грядущие гадости ощущались так же четко и точно, как запах кошек в подъезде или вой автомобильной сирены в ночи. И сегодняшним прекрасным солнечным утром я открыла глаза с твердым убеждением, что все уже случилось. Напрасно я напоминала себе, что у меня первый день отпуска, что через неделю я еду в Австрию. В ванне я, надеясь утешиться, повертелась перед зеркалом: кожа цвета пентелийского мрамора, волосы с золотыми, медными, бронзовыми, медовыми, янтарными, серебристыми прядками, глаза, как у египетского божества – длинные, взгляд медленный и томный. Красивые, конечно, глаза, если бы не вертикальные кошачьи зрачки – следствие редкого заболевания радужной оболочки. Не всегда зрачки бывали кошачьими, черт его знает, от чего это зависело – от освещения или настроения – но все равно, люди часто пугались, тем более что иногда глазки еще и светились в темноте. В общем, зеркало меня мало утешило: то, что я в