Часть шестая
Москва, осень 1936
Электропоезд Мытищи – Москва подходил к Ярославскому вокзалу. Мокрый снег залеплял окна. В начавшейся метели проносились полустанки с кумачовыми лозунгами: «Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». «Стахановцы! Повышайте производственные показатели!». «Дело Ленина-Сталина живет и побеждает!».
Внутри вагона на белом потолке мягко светили плафоны. Время было послеобеденное, хмурое. В окнах виднелось серое небо. Над реечными сиденьями в веревочных сетках покачивался багаж. Буковая раздвижная дверь, отделявшая вагон от тамбура, открылась, повеяло запахом табака. Высокий молодой человек в хорошем пальто из ратина вернулся на свое место. Взяв журнал «Смена», он снял кепку и размотал шерстяной шарф. Белокурые, едва начавшие отрастать волосы были немного влажными. Юноша только что курил у открытого окошка тамбура.
Расстегнув пальто, он закинул ногу на ногу и внимательно осмотрел ботинки. На них не было ни пятнышка, черная кожа блестела. Молодой человек вынул из кармана пальто складную шахматную доску. Юноша погрузился в решение задачи на последней странице журнала. Фибровый чемодан с обитыми медью уголками стоял под лавкой.
Под «Сменой» оказался новый номер «Науки и Жизни» и «Вечерняя Москва», с передовицей: «Навстречу VIII Всесоюзному съезду Советов. Обсуждение проекта Конституции». Молодой человек увидел фото: «Майор Степан Воронов возглавит выступление сталинских асов на авиационном параде, в честь годовщины Великой Революции». Безучастно посмотрев на улыбку майора Воронова, он передвинул белую королеву, поставив мат в три хода. Задачу прислал в журнал воспитанник Беломорской трудовой колонии НКВД гражданин Никушин, несомненно, способный шахматист.
– Несомненно, – хмыкнул молодой человек. У него были голубые, яркие, как летнее небо, глаза. Он просмотрел отрывок из романа Кассиля «Вратарь республики», стихи Суркова: «Тот, кто всех мудрее и моложе, наших дней и судеб рулевой». Следующей шла статья народного комиссара по иностранным делам товарища Литвинова, о важности изучения иностранных языков.
На канале молодой человек каждый день занимался французским и немецким языками. Бабушка начала говорить с ним по-французски, когда ему исполнилось пять лет. К тому времени его родители год, как умерли. Юноша почти их не помнил. После переворота, как называла его бабушка, отец и мать хорошо поживились во взбудораженной Москве.
Они были почти готовы к отъезду. По словам бабушки, отец не собирался оставаться в России. Он хотел перевести дело на запад, в Варшаву, где родилась его жена, или даже во Францию. Надежные люди переправляли семью через финскую границу. Последним делом родителей стал налет на хранилище Наркомфина. Кто-то из банды, судя по всему, состоял на содержании у чекистов.
Раненая мать умерла на мостовой Маросейки. Отца по приговору трибунала расстреляли в Бутырской тюрьме. Тела родителей бабушке не отдали. Юноша не знал, где они похоронены.
– В общей могиле… – он листал журнал, – как зэки на канале. Товарищи отдыхающие будут рассматривать берега с борта теплоходов, но рвов не увидят… – каждый день из бараков выносили трупы умерших. Тела складывали у ворот, украшенных кумачом: «Труд есть дело чести, дело славы, дело доблести и геройства». В клубе висел алый стяг: «На свободу с чистой совестью». Вокруг красовались портреты членов Политбюро и товарища Сталина.
Языками юноша занимался с политическими, в библиотеке подобных учебников не водилось. Он бы никогда и не появился на пороге культурно-воспитательной части. За два года он ни разу не вышел на работу, предъявляя освобождения от врачей или проводя время в бараке усиленного режима. В камере он играл сам с собой в шахматы, делая фигурки из хлебного мякиша. Бабушка говорила, что отец тоже был отличным шахматистом. Она затягивалась папиросой:
– Когда батюшка твой в Бутырке сидел, во время бунта пятого года, он с большевиками в шахматы играл. Со знаменитым Горским, – она усмехалась морщинистыми губами:
– Горский его в бесовскую партию звал, – сухая рука тушила окурок в фарфоровой пепельнице, – однако твой отец и по