Чёрная дыра

Александр Поехавший

В разваливающемся на глазах государстве, в больном обществе, где каждый сам за себя, он жаждет стать частью системы и спокойно существовать, как «нормальные» люди. Но устройство на необычную работу, горькое прошлое, глубинные страсти, физические и внутренние несовершенства неминуемо начинают превращать его личность в нечто ужасное. Смогут ли самые простые человеческие мечты вытянуть нашего героя из засасывающей в свои глубины и расщепляющей всё живое чёрной дыры? Книга содержит нецензурную брань.

Чёрная дыра

Александр Поехавший

Я не знал, что делает те или иные вещи значимыми. Я не знал, что заставляет людей хотеть быть друзьями. Я не знал, что делает людей привлекательными друг для друга. Я не знал, что лежит в основе социального взаимодействия.

Теодор Банди

© Александр Поехавший, 2019

ISBN 978-5-4496-2242-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наши мечты

– Спи, спи, сынок.

Отец наливал в маленькую ложечку белую мутную жидкость и заставлял её выпивать.

– Пап, а что это я пью каждый день? – спрашивал я, послушно открывая рот.

– Это сладкий сиропчик, все маленькие дети пьют его.

Сразу же после проглатывания я чувствовал, как моё тело расслаблялось, и я мгновенно проваливался в дремучий сон. От этого сиропа я спал по двенадцать часов подряд, и каждый раз после пробуждения я видел опухшее от слёз лицо матери.

Я родился в ста километрах от областного центра в государстве, где власть была захвачена бандой закоренелых преступников. Мой городок – это большая деревня, загибающаяся и затерявшаяся на карте, как и сотни других, с полным отсутствием производства и каких-либо положительных перспектив на будущее.

Когда я был маленький, во время семейного завтрака отец в молчании встал из-за стола, медленно подошёл к матери и воткнул ей нож в грудь, после чего невозмутимо оделся, вышел на улицу, и больше я его никогда не видел.

Моя рука с полной ложкой лапши застыла у рта, я неотрывно смотрел маме в глаза. Она продолжала сидеть за столом и так же в молчании глядела на меня, сохраняя внешнее спокойствие и претерпевая острую боль. Мама даже не заплакала и не закричала, возможно, чтобы сберечь мою хрупкую детскую психику, но, к сожалению, ей это не удалось, и что-то случилось с моими лицевыми нервами, часть их «выгорела» тогда. Через несколько секунд она начала медленно сползать на пол, отчаянно вцепившись в скатерть и потянув её за собой. Стул свалился набок, вся посуда разбилась вдребезги. Умирая под столом, за невидимой пеленой, как будто из другой реальности, теряющая жизненные силы мама тихонько просила меня подойти, но я даже не шелохнулся и так и не посмел приблизиться к ней, продолжая неподвижно сидеть с ложкой у рта и едва дышать.

С закрытыми глазами я на ощупь нашёл портфель и спешно покинул квартиру. Несколько дней подряд я ходил в школу, как ни в чём не бывало, ночевал у себя в комнате и за всё это время так и не переступил порог кухни. И только когда нестерпимый запах трупного разложения просочился в подъезд, соседи вызвали специальные службы. Я категорически отказался идти на её захоронение, вцепившись мёртвой хваткой в дверной косяк.

После меня определили в мужскую школу-интернат. Это было заведение, где в одном месте проживали и обучались сироты, дети с небольшим отставанием в развитии, инвалиды – короче говоря, весь ненужный благоприличному обществу хлам. Интернат находился в другом регионе на отшибе города, чтобы не пугать и не смущать его обитателями «здоровую» часть населения.

На фоне пережитого у меня развился нервный тик лица, поразивший глаза, губы и щёки. Из-за защемления мой правый глаз наполовину закрылся, а уголок рта под ним слегка приподнялся, будто невидимая нить стянула их между собой. Отныне на моём асимметричном лице всё время блуждала небольшая полуулыбка. Моргал я в два-три раза чаще нормы, а губы и щеки подключались и начинали содрогаться только в минуты сильных болезненных переживаний.

Я нисколько не сомневался, что всё это можно было успешно излечить. Меня н