Чтение. Письмо. Эссе о литературе

Уистен Хью Оден

В книге представлены избранные эссе крупнейшего англо-американского поэта Уистена Хью Одена (1907–1973). Большая их часть взята из книги “Рука красильщика” (1963), ставшей классикой жанра. Поэт рассуждает о взаимосвязи темы и формы; как идея определяет поэтику и наоборот; насколько поэтическое видение мира определяет судьбу поэта и его книг – и насколько оно бессильно перед ходом жизни; о тех, кто являет собой лучшее этому подтверждение. Роберт Фрост, Эдгар По, Уильям Шекспир, Костантинос Кавафис, Уильям Батлер Йейтс, Франц Кафка – Оден умеет найти в пространстве темы точку опоры, на оси которой можно неожиданно развернуть повествование. На “Отелло” поэт смотрит глазами Яго, Йейтса подвергает судебному следствию, разговор о Фросте предваряют Просперо и Ариэль, олицетворяющие, первый, структуру и ремесленный замысел, а второй – ветреное вдохновение и непостоянство.

Уистен Хью Оден

Чтение. Письмо. Эссе о литературе

© Издательство Ольги Морозовой, 2016

© Г. Шульпяков, составление, вступительная статья, перевод, 2016

© А. Курт, Б. Дубин, Н. Усова, перевод, примечания, 2016

© Д. Черногаев, оформление, 2016

* * *

“Хвала известняку”

Кристофер Ишервуд, университетский друг Одена, вспоминал об их встрече после долгих лет:

“Он нисколько не изменился, по-прежнему рано встает, пишет только при электрическом свете, без конца курит, отчего в доме всякий раз пропадают спички, выпивает в день по шестнадцати чашек чая, а ночью, замерзая, тащит на себя все, что попадется под руку, чтобы согреться”.

Это “холоднокровие” преследовало Одена с детства, причем буквально – кожа была тонкой – и с этой точки зрения жизнь поэта можно уподобить жажде согреться: чаем, любовью, путешествиями, фронтом, вином. Поэтической речью, наконец. В детстве сложился и тот пейзаж, который позже откликнется в его стихах: заброшенные угольные штольни, шахты и выработанные пещеры старой Англии, которую он видел, путешествуя по провинции с отцом. И если ранние стихи его подражательны и напоминают поэзию Фроста, то пейзаж в них, этот театральный задник – оденовские.

Чуть позже, в 20-е годы, прибавятся образы полуразрушенных фабрик. Это было время экономического кризиса, в поэзии царил Элиот, которым Оден увлекался по моде своего времени и даже отсылал стихи на отзыв. В это время он учится в Оксфорде, возглавляет “банду”, которую позже назовут “оксфордской школой поэтов”. Он пишет по три стихотворения в неделю, а вечерами бродит вокруг индустриальных развалин. На нем ирландский макинтош, в кармане пистолет на случай, если жизнь – пустяк, в черновиках – смесь заводского пейзажа с мифологическими персонажами в духе Элиота:

Возвращайся, коль можешь, скорее в родную страну

по размытым дорогам, где спят поезда, и ко дну

опускается ил – паутиной зарос дымоход,

и трамвая на сломанных линиях вряд ли кто ждет.

Там в котельных сквозняк, остывает там ночью вода;

на поваленных вышках без тока висят провода,

сорняки пробивают дорогу к реке сквозь гранит.

Бросишь камень и слышишь, как плещет внизу и шумит[1 - Здесь и далее перевод стихотворений Г. Шульпякова.].

* * *

Поэзию Одена принято называть сложной, чему есть объяснение: Оден был последним “идеологичным” поэтом своего времени, то есть мыслил стихами о том, что оправдывает или хотя бы объясняет человека и общество, которое он создал. Отсюда назидательность, часто режущая слух русскому читателю. Оден ищет идейную опору человеческому “я” в “век тревоги”: сперва в психоанализе, потом в марксизме, потом в христианской этике. Но логика поэзии приводит его к другому финалу, и этот финал – единственно универсальный – это язык, поэтическая речь сама по себе. Рассуждая об Одене-обличителе, богослове, лирике или драматурге, следует не забывать об этом. Отдаваясь идее, то есть, полагая ее единственно верной, Оден каждый раз создавал адекватную этой идее поэтическую форму. Быть может, высший смысл его поэзии заключается именно в адекватности как таковой, нежели в “узком” содержании, которое со временем неизбежно ветшает, как ветшает любая идея, когда ее вр