Назад к книге «Узы лжи и одиночества» [Алекс Хикари, Кристина Александрова]

История одного одиночества

Кристина Александрова

Одиночество бывает разным. Таким, как у дочери бога тьмы Вероники, ни разу не видевшей своего отца. Таким, как у богини войны Сиири, живущей среди других богов – братьев и сестёр, не знающих её настоящую. Таким, как у духа по имени Кайл, которому Вероника обязана жизнью, и которому она очень хочет вернуть долг, как бы ей ни было страшно. Таким, как у каждого из богов, осиротевших после изгнания брата – бога огня, которого кое-кто, ведомый чувством вины, жаждет вернуть домой. Одиночество бывает разным, но лечится одинаково – средством, которого нет ни у кого из них. И что мешает им его получить – самый главный вопрос…

Глава первая. Этот путь ведёт только в одну сторону

– Сиири, скажи, ты доверяешь мне?

Богиня войны, Ведущая битву Сиири, напряглась и навострила уши. Вопрос задал главный жрец, Элиот Кэмпбелл. Всегда собранный, всегда невозмутимый, всегда… идеальный, не существовало более подходящего слова. И хотя он занимал своё место вопреки законам и всему, во что верила богиня войны, во всём мироздании невозможно было найти человека, кто лучше подошёл бы для этой работы. Только ему Сиири могла простить такой вопрос, и только ему могла ответить так:

– Смотря в чём.

Любой другой человек получил бы незамедлительный отказ.

Элиот не спешил продолжать. Сиири могла представить его себе сейчас – наверное, решил не идти на обед, остался в своём кабинете. Наверное, долго стоял возле окна, глядя на то, как лениво накатывают морские волны на крошечный кусочек песка у мраморной стены храма, вслушиваясь в шум прибоя. Долго хмурился, размышлял, решался, и между его бровей наверняка пролегла такая же морщинка, какая была у его предшественника. Будет хмуриться больше – и она останется насовсем.

– Ты знаешь, я всегда уважительно относился к вашим решениям, – заговорил он, и сердце богини войны забилось быстрее. – Даже когда… ну, ты знаешь. Я понимаю, что в каждом случае у вас не было выбора, кроме…

– Говори уже, – велела Сиири. – Ты дольше собираешься с духом, чем…

– Почему вы изгнали Дарующего пламя? – неожиданно громко спросил Элиот.

Сиири застыла. Любой, кто закончил третий курс академии для Одарённых, знал ответ на этот вопрос. Жил-был бог огня, была у него подопечная, её убили… за то и изгнали, в общем. Только Элиот спрашивал не об этом, Сиири была готова поклясться. Он работал в храме, в котором ничто не могло перемениться по воле человека или бога. Статую Дарующего пламя после изгнания убрать оттуда не смогли, и многие видели в этом знак, что в деле бога огня не всё так просто.

– Сиири? – позвал Элиот.

– Да, – она потёрла глаза рукой, как будто неожиданно захотела спать. – Сейчас.

Она выглянула в основное помещение Мира грёз – никого рядом с её кабинетом, а значит, можно поговорить без лишних слушателей – и опустилась в своё любимое кресло. Глубоко вдохнула, выдохнула.

– Я расскажу тебе всё, как было, – сказала Сиири, – а ты решай сам. За что – ты и так знаешь. Почему…

Она зажмурилась, вдохнула поглубже, как будто собиралась нырнуть в ледяную воду, и заговорила.

…Почти сто восемьдесят лет назад всё было иначе. Не существовало города на Священной земле, ещё не объединились Одарённые и жрецы в Европе. Хотя, конечно, всё к этому шло – Генри Олден, глава убежища в Лондоне, уже отправил своих учеников в соседние страны. Ведущая битву руководила из Мира грёз – она сочла, что пришло время устанавливать новые порядки; первым стало бы правило насчёт того, что боги всегда остаются на небесах. Как всё новое, эта идея была встречена неодобрением, но Сиири знала людей, знала своих братьев и сестёр, и понимала, что это временно. Она права. Так должно быть. Если все мы решили называть богов богами, думала она, то и вести себя надо как боги.

Это было то время, когда Мир грёз увлёкся Англией. Главный зал походил на Букингемский дворец: стены выкрашены белой краской, поверх тянулась затейливая вязь цветочных узоров, выполненная позолотой. Потолок поддерживали совершенно бесполезные колонны в том же стиле; в центре, едва не касаясь Видящего кристалла, висела огромная люстра, увешанна