От автора

«Писать мемуары – все равно, что показывать свои вставные зубы», – говорил Гейне. Я скорее дам себя распять, чем напишу книгу «Сама о себе». Не раз начинала вести дневник, но всегда уничтожала. Как можно выставлять себя напоказ? Это нескромно и, по-моему, отвратительно.

    Ф. Раневская

Меня, как и многих взрослых, не оставляют воспоминания, связанные с детскими годами. Моё беззаботное детство прошло на кубанской земле.

В начальных классах школы нас повели в историко-краеведческий музей. Женщина-экскурсовод, подведя группу ребят к диораме с фигурками питекантропов, подчеркнула, что это далёкие наши предки.

Я была потрясена. Пристально всматриваясь в одинаковые кукольные лица обезьянолюдей, я пыталась понять, который из них мой.

– Вот этот мой! – вдруг сказала подружка Ирка, показывая на явного вожака, которого я уже выбрала. – У него волосы как у меня – рыжие.

Я опешила от такой наглости. Не ожидала, что подруга отнимет у меня моего прапра-.

– Нет, этот мой! Он с палкой! Он вооружён, а значит, казак! – Я не могла, не хотела отдавать своего родственника даже лучшей подруге.

Дома попыталась всё связно рассказать, объяснить маме с бабушкой, отстоять свою точку зрения.

Бабушка сходила со мной в музей, осмотрела диораму, старательно приглядываясь и прищуриваясь. Всю жизнь она обходилась без очков. И сказала: «А нашего немае. Мабуть он в схроне як есаул».

Я была горда и счастлива. Я узнала, я нашла своего далёкого предка. И это осталось моей маленькой детской тайной.

Жизнь – странная, непонятная штука, похожая на картину.

Есть только миг между прошлым и будущим…

Чистый холст, чистое пространство. Это ты пришёл на Землю, ты родился, ты начинаешь свой путь на этой Земле. Возможно, в очередной раз.

Падают листья осеннего сада, в землю ложится зерно.

Что преходяще, а что остаётся – знать никому не дано.

Беглый мазок на холсте безымянном, вязи старинной строка.

Что остаётся, а что преходяще – тайна сия велика.

Это мой обожаемый Юрий Левитанский. В самую точку.

Картина загрунтована – повседневные не запоминающиеся будни. Их много, столько, сколько отпущено каждому Господом.

Жизнь наносит на холст мазки: робкие, несмелые, уверенные, размашистые. Воспоминания приходят в бессонные ночи, когда уже не хочется «считать верблюдов или баранов». В ночи болезни, горя, тревог, ожиданий – воспоминания приходят толпой незваных просителей, независимо от того, хочешь или не хочешь ты этого. Они настойчивы и не всегда доброжелательны и деликатны.

Мазок за мазком, картина окончена. Обсуждена, осуждена, обнародована и спрятана в зависимости от заслуг – у кого-то в музей-мавзолей, у кого-то в запасники, а у кого-то – в сырой подвал.

Бывали в жизни неблаговидные поступки – мои и чужие: предательство друзей, близких, когда ты продавал душу, шёл на сделку с совестью. Бывали у всех, но не каждый осознаёт и сознаётся. Только все предают по-разному: кто-то перешагивает с революционной решимостью, кто-то помалкивает, сжав зубы, а кто-то сводит счёты с жизнью.

Мазок, мазок, и краска высыхает. Полотно закончено.

Казачий быт детскими глазами

В музеях эта экспозиция зовётся казачий быт. Он знаком мне с детства, он в моих воспоминаниях.

Я рисую. За окном – фиолетовый, с налётом седины, виноград с зелёными резными листьями. Я знаю, его зовут «Изабелла». Он покрыт тонкой серебристой паутинкой, а в ней живут маленькие шустрые паучки. Я пока ни одного не поймала, как ни пыталась. И сейчас я рисую портрет паучка. Думаю, получится неплохо. Хотя ни одного паучка я еще не видела вблизи. Виноград заплёл весь двор. Совсем не видно неба, и даже дождь не проходит сквозь густую виноградную крышу.

Папа подарил мне большую коробку цветных карандашей и толстый альбом. Я знаю все цвета, люблю рисовать и обязательно стану известным художником.

Тётушка Валя, папина сестра, принесла новые краски и кисточку. Она сказала, для того, чтобы стать настоящим художником, мне надо научиться писать портреты, а для этого необходимо быть очень наблюдательным человеком. Она сама великолепно вышивает гладью, крестиком. У нас на стенах в каждой комнате висят