Страна расстрелянных подсолнухов

Когда люди читают отрывки, публикуемые в течение

полугода, они даже не представляют себе, как мало

времени ты провел на фронте и как мало там увидел.

Спасибо всем кто так хорошо меня знает. Сразу заметили, что я изменился. Да я изменился. Учителя хорошие. Мне здесь самому бы не сойти с ума. Многие думают, что это их лично не коснется. Спорить не стану. У каждого своя дорога к Храму. А там уж будет Бог.

Прощай гражданка

Я работал на заводе сварщиком. Меня называли сварщик золотые руки, и я этим горжусь. Ничего не преувеличиваю. Получал в отдельные месяцы больше начальника цеха. В бухгалтерии качали головами:

– Это что телефоны?

– Зарплата, – опускал я глаза. И слышал тяжелый вздох Клавдии Ивановны.

Как будто я был в чем-то виноват.

Когда началась эта катавасия, я на свои кровные 12 тыс. гривен купил помповое ружье Моссберг 500, и решил охранять митинги. Я тогда был за честность.

– У всех должно быть право услышанным, – говорил я, и глаза мои светились, я защищал проукраинские митинги. У нас в Харькове, тогда это было не безопасно. Пророссийски настроенных – было значительно больше.

– Ты русский? – спрашивали меня.

– Да русский. И что?!

Это «И что?» ставило спрашивающих в тупик. Мне многие говорили, что я херней маюсь, это полная чушь, и я еще пожалею об этом, но я твердо верил – это нужно моей стране, моему народу.

Нас организовали в пятерки. Одна машина, пять бойцов. На самом деле ездили трое. Людей не хватало. Потом осталось двое. Я без устали мотался с напарником – Лехой Лысаком – на моем стареньком Nissan Bluebird и меня распирала гордость.

– Леха! Давай! Мы реальные пацаны!

– Представляешь. Засыпаю на работе. Сплю по шесть часов.

– Потом выспимся.

Площадь Театральная, Конституции, Свободы. Калейдоскоп событий, лиц, мнений, споры до хрипоты.

– Кохання це «Love is» робити революцiю разом! [Любовь это революцию делать вместе]

Каждый прав и не прав одновременно. Завтрак на бегу в сквере Победы у Абраши Молочника, а то и без него. Скорей, не терять время! Московский проспект, Сумская, Театральная, Скрыпника. Мы за Европу. Новую жизнь. Долой Совок. От нас что-то зависит. Не представляю, если бы об этом узнали родители. Но они не узнали, и думаю до сих пор не в курсе. Единственный кто кое о чем догадывался, был дед по отцу Чеслав. Он был неспешный, и время с ним останавливалось, замирало, как будто прерывался темп жизни. Как-то он пригласил меня, к себе в комнату на втором этаже.

– Давай вип'емо коньяку.

Он достал початую бутылку из шкафчика.

– Да нет, спасибо, – отказался я.

– Тебе понаравiтся Армянский! Арарат!

Он неторопливо налил две простые стопки из зеленого стекла со стершимися золотыми ободками. Одну пододвинул ко мне.

– Тебе тоже нельзя.

– Що теперь не жить. С пенсii один раз можно.

Мы выпили.

– Ты мене нiчого не хочешь рассказать?

– О чем ты?

– Ну, так… може, що случилось?

– Ничего не случилось.

– Не хочешь говорить i не треба.

Он налил еще по рюмке, и мы молча выпили.

– Я слышал, ты купив ружье. Дорогое наверно?

– Ну, так, не дешевое.

– Ты ж не охотник.

– Просто понравилось.

– Этот разговор останется мiж нами. У тебя все в порядке? Все вечора пропадаешь, iздиш с оружием. С лица спав.

– У меня все в порядке.

– Тобi може, деньги нужны. Ты скажи. У мене кое-что есть, припасено.

– Зачем мне деньги?

– Я нiкому не скажу, даже батьке. Просто вiзьми если потребно.

– Я хорошо зарабатываю, ты же в курсе.

– В курсi. Но ты должен знать, если тобi понадобятся деньги, ты можешь всегда до мене обратиться.

– Хорошо. Спасибо. Но пока не надо, … – я, побарабанил по столу пальцами, вздохнул. – Ну, в общем, …в общем… Это не то, что ты подумал. Просто я хочу, что бы в нашей стране жилось лучше.

Дед внимательно и вопросительно посмотрел на меня.

– Да, – сказал я, – я за настоящий капитализм, рыночную экономику, а не ту пародию, что есть сейчас. Что бы у тебя дед была достойная пенсия, у меня возможность ездить по всему миру, ну что бы все было, и мы не прозябали в этом болоте.

– Ты думаеш, що капiталiзм сделает тебя богатым? За редкiсним исключением чис