Пролог
Европа, лето 1965
Мон-Сен-Мартен
Приглашение отпечатали на атласной бумаге цвета слоновой кости. Каллиграф щедро украсил надпись росчерками и завитушками:
– 10 июля 1965 года, суббота. Венчание в церкви Сен-Сюльпис, торжественный обед в отеле «Риц». Баронесса Лаура де Лу и доктор Эмиль Гольдберг имеют честь пригласить вас на свадьбу ее сына, графа Жозефа Лорана Дате и его воспитанницы, доктора Маргариты Мендес де Кардозо…
Рядом красовалась фотография в резной деревянной рамке. Высокий рыжеволосый подросток носил форму израильских скаутов:
– Песах 1965, наш подъем на Масаду… – внизу он приписал:
– Элишеве на добрую память, твой друг Моше Судаков…
С разоренной постели в спальне Элизы раздалось сочное чихание. Раскинувшийся на ковре черный пес недовольно помахал закрученным в бублик хвостом. Роза подсунула сестре пачку салфеток:
– Ты можешь поехать в Париж, – заметила девочка, – у тебя на лице уже не идет атомная война… – Роза хихикнула. Элиза кинула в сестру сопливой салфеткой:
– Хорошо тебе говорить, – девочка шмыгнула носом, – ты переболела ветрянкой малышкой, а меня она миновала. Тогда миновала, – мрачно добавила девочка, – но догнала сейчас. Хорошо еще, что у меня нет кори, как у Лады…
Мачеха, не болевшая ветрянкой и корью в детстве, свалилась вместе с Элизой. Девочке казалось особенно несправедливым, что Мишель, принесшая болезни из поселкового детского сада, провела в кровати всего пару дней:
– У нее почти не было температуры и зеленкой ее не мазали… – кузен Ник смешливо называл Элизу зеленой пантерой, – папа объяснял, что чем старше больной, тем тяжелее он переносит заражение… – у Лады, как девочки называли мачеху, температура поднималась до сорока градусов.
Роза выдернула из-под мышки сестры градусник:
– Тридцать семь и восемь, – девочка поправила пенсне в стальной оправе, – лежи, пиши каникулярные сочинения… – Элиза скорчила гримасу, – или нет, пиши своему драгоценному Моше Судакову… – Роза вовремя отклонилась от второй салфетки, упавшей рядом с дремлющим Гаменом:
– Ты тоже пишешь, – сладко сказала Элиза, – то есть писала. Сейчас ты точишь ему карандаши и носишь кофе чуть ли не в постель… – кузен Ник, в сопровождении неприметных, вежливых мужчин в скромных костюмах, появился в Мон-Сен-Мартене третьего дня:
– Я решил сначала заглянуть к вам, – объяснил парень, – все равно семья едет в Париж на венчание Джо и Маргариты… – Роза вздернула изящный нос:
– Тетя Сабина тоже носит дяде Инге кофе, когда он работает. И он ей носит в мастерскую. И Лада носит папе чашки, нечего цепляться к ерунде… – Роза вытянула из вороха простыней привезенную Ником The Times:
– Смотри, – восхищенно сказала она, – здесь пишут, что тетя Хана согласилась играть девушку Бонда… – Элиза опять чихнула:
– Новый фильм выходит в конце года… – премьеру «Шаровой молнии» обещали в декабре, – значит, она снимается в следующем… – Роза хмыкнула:
– Надеюсь, что Шон Коннери останется Бондом… – Элиза кивнула:
– Кроме него, вообще никто не может быть Бондом… – они считали, что Коннери напоминает отца. Доктор Гольдберг смеялся:
– Бонда в очках не бывает. И вообще, мои милые, кино редко напоминает настоящую жизнь. В жизни в таких делах мало героического. На войне я в основном ждал, пока сработает очередная мина на железной дороге… – Роза зашуршала газетой:
– Больше ничего интересного, – заметила девочка, – во Вьетнаме воюют, Маринер-4 болтается у Марса… – кузен Ник знал устройство аппарата НАСА назубок, – а Париж готовится к самой элегантной свадьбе сезона… – Роза хлопнула газетой по руке сестры:
– Не ковыряй болячки, – строго сказала она, – иначе останутся шрамы… – в The Times объявления о свадьбе не поместили, но бельгийские газеты не преминули сообщить о венчании наследницы «Угольной и сталелитейной компании де ла Марков»:
– С участием его преосвященства апостольского нунция в Парагвае, титулярного епископа Симона Кардозо и по личному благословению его Святейшества Папы Римского Павла Шестого… – женские журналы напечатали фотографии тети Маргариты в Конго:
– Ангел Африки не покинет подвижническую стезю, – говорилось в статье, –