Штрихи

Алексей Дьячков

Это не мемуары в обычном понимании, а просто небольшие новеллы, штрихи-зарисовки о событиях и встречах, некоторые размышления об искусстве. Жизни путь дойдя до середины, я очутился не в сумрачном лесу, как Дант, а на краю обрыва, вдоль которого я иду уже много лет, и если до сих пор не сорвался в пропасть, значит, так угодно Богу.

Кому-то мои тексты покажутся излишне грустными и пессимистичными, но, согласитесь, повода для оптимизма в этой жизни мало. Жизнь сурова и стремительна: думая, что все еще впереди, вдруг понимаешь, что многое, если не все, уже позади, а ты так мало успел сделать, отдав столько сил и времени борьбе за выживание, да и просто суете.

Алексей Дьячков

Штрихи

© Дьячков А.Н., 2018

© ООО «БОС», 2018

* * *

Прогулки под дождем

Тщетно, художник, ты мнишь,

что творений своих ты

создатель!

Вечно носились они над землею,

незримые оку.

    А. К. Толстой

Не пытайте искусство

Над бездонною скукой

Оформлением чувства

Перед вечной разлукой.

    Фред Солянов

Люблю гулять под дождем. Наверное, потому, что по гороскопу я Рак, водяное существо. Особенно мне нравится в дождливую погоду наш Пресненский парк. Парк небольшой, обустроенный каналами, мостиками, уютными полянами под огромными старыми деревьями – когда-то на этом месте располагалась усадьба «Студенец», сперва принадлежавшая князьям Гагариным, а затем московскому генерал-губернатору Закревскому. Говорят, здесь бывал Пушкин. С одной стороны над парком нависает огромное суперсовременное серое здание Центра международной торговли, а прямо, за Москвой-рекой, выделяется красный псевдоготический силуэт Бабаевского пивзавода. Если немного отвлечься и пофантазировать, то можно представить себя в каком-нибудь лондонском парке: дождь, туман, аккуратные, стриженые газоны, вековые липы, утки, одиноко застывшие на одной ноге над зеленой водой канала, в легкой зыбке тумана очертания чего-то средневекового, людей нет, и я, прогуливающийся под черным зонтом, джентльмен. Я мог бы, наверное, также гулять в Париже, в Берлине, в Праге, да мало ли где еще. Кстати сказать, Иммануил Кант, всю жизнь прожил в Кенигсберге, никогда никуда из него не выезжал и ходил только одной дорогой – из дома в университет и обратно, размышляя, должно быть, о звездном небе.

В ясную погоду в парке тоже хорошо: буйная зелень, сине-фиолетовые тени, поблескивающая рябь воды, разноцветные пятна гуляющих – все, как на картинах импрессионистов, и просто наслаждаешься яркостью красок под лучами солнца. Зато в дождь краски размыты, все принимает состояние какого-то таинственного единения, что вверху, то и внизу, что в природе, то и в душе, и легкая грусть, воспоминания, раздумья…

* * *

Я родился, когда еще был жив Сталин, и провел свое детство в огромном доме НКВД в густонаселенной коммунальной квартире на Кутузовском проспекте, тогда Можайском шоссе (мой дед работал в охране вождя, ордер на жилье деду выписывал сам генерал Власик). Из детских воспоминаний остались темно-серый дом, серый асфальт, серые лица, серые пальто и почему-то желтое небо над замкнутым двором. Странные воспоминания для в общем-то безмятежного детства. Наверное, над нашим домом и двором была какая-то зловещая аура, и я это чувствовал. А может, все-таки небо было не желтым, а золотым? Нет, не помню.

Из детских воспоминаний. Конец 50-х годов. В нашем дворе на Кутузовском проспекте я часто видел одного очень странного человека, жил он где-то в соседних домах. Прозвище у этого человека было «Сено-солома». Был он, помнится, высокого роста, довольно статным и седым, хотя и не старым. Странность его была в том, что зимой и летом ходил он в шляпе с большими перьями, в военной форме непонятной эпохи, с эполетами и множеством искусно сделанных из картона и жести орденов и медалей, с деревянной саблей на боку, в сапогах со шпорами, а к сапогам были привязаны пучки сена и соломы. Отсюда и прозвище. Был он человеком не злобным, даже доброжелательным, очень начитанным, и интересовался всеми мировыми событиями. Подвыпившие мужики часто приставали к нему с вопросами, что это за ордена и медали он носит и за