Пролетарская скамеечка
Николай Николаевич Глумов
Главный герой, ужаснувшись от внезапно открывшихся ему несправедливостей окружающего его мира, решает бороться не на жизнь, а на смерть. После первых шагов он уже не может остановиться…
Пролетарская скамеечка.
Казалось ничто не предвещало беды, но в сентябре вдруг обрушилась на Пролетарского Поэта очередная страшная напасть. Внезапно, собственным умом дошёл он до того, что поэзия его невероятно слаба, и что стыдно с подобными стихотворениями не только гордиться историческим прозвищем Пролетарского Поэта, но и просто находиться в одном помещении с прочими членами Союза Писателей. И с этой самой поры жизнь его переменилась самым решительным образом. Не в силах ни написать что-нибудь замечательное, ни продолжать именовать себя состоявшимся поэтом, бедный наш герой всякий раз, как только попадал в знаменитое литературное сообщество, начинал чувствовать себя не в своей тарелке. Помимо собственной воли, вступая в тесный духовный и физический контакт со столь признанными классиками прозаического, а в особенности стихотворного жанра, ощущал он всею внезапно проснувшейся душой своей никчёмность и малозначительность собственных никому не нужных стихотворений, а также собственной никому не интересной личности. И всякий раз даже не пытаясь справиться с этими взаимодополняющими друг друга и несказанно мучившими его чувствами Пролетарский Поэт обречённо пробирался в самый конец застолья и просиживал там весь вечер, набрав в рот воды и невыразимо страдая от безудержного красноречия остальных.
И вот в один прекрасный октябрьский вечер, в ходе одной обыкновеннейшей на первый взгляд беседы, произошедшей прямо посреди одного прекрасного поэтическо-прозаического возлияния, посвящённого окончательно свершившемуся возвышению недостойного современного искусства и печальному упадку социалистического реализма, Пролетарский Поэт вдруг остро осознал, что, именно ему предстоит защитить Россию-матушку, а заодно и пролетарское её дитя, то есть социалистический реализм на всём обширнейшем русском пространстве от разного рода расплодившихся представителей современного искусства.
Посидев ещё немного над очередным своим, пятым по счёту стаканчиком зеленовато-мутного стекла, придумал он окончательно и бесповоротно, что виной подобному противоправному положению дел на всемирной арене является недавнее позорное поражение благородной русской империи, и возвышение недостойной во всех отношениях Америки. И в эту самую минуту скромный наш герой всею обречённой своей натурой почувствовал, что просто обязан предпринять всё возможное, и, скорее всего, даже и невозможное для окончательного и бесповоротного искоренения сложившегося несправедливого положения дел, то есть (ни много ни мало) для свержения Америки с незаконно занятого ею пьедестала.
Собственными переполненными алкоголем мозгами бесстрашно углубившись в данный ребром поставленный государственно-политический вопрос и с прискорбием обнаружив, что все прочие способы борьбы с возвышением Америки, и с возвышением всячески поддерживаемого ею подлого современного искусства неоднократно и исчерпывающе перепробованы, и, на беду свою в мельчайших деталях припомнив буквально на днях перечитанного и досконально проштудированного дворянско-пролетарского классика Ф.М.Достоевского, а также на волне внезапно посетившего его гибельного восторга, невероятно схожего со знаменитым девятым валом, (гениально увековеченным в предыдущем веке довольно-таки посредственным живописцем Айвазовским), по обыкновению накатывавшим на бедного нашего героя строго посреди глубокой ночи и предвещавшим появление на свет очередного и, (будем искренни до конца) довольно-таки слабенького поэтического опуса, выпалил прямиком в безмятежно выпивающих и закусывающих в писательском зале именитых литераторов нечто вроде того, что раз в России теперь власть буржуйская, то значит русским рабочим и крестьянам (а в первую очередь, конечно же, русским литераторам) всё дозволено.
Покраснел, как девушка, и помявшись немного для приличия добавил, что престарелой буржуазной даме в недалёком будущем вряд