Назад к книге «Жертвенный лес» [Павел Васильевич Кириленко]

Жертвенный лес

Павел Васильевич Кириленко

Лекарь получает странное письмо из церкви, в котором просят срочно приехать в деревню "Л". Чем дальше повозка увозит героя, тем труднее спрятаться от старых ран. Таинственные исчезновения людей, мрачная церковь посреди пустынной деревни и только один друг, который все меньше доверяет ему.Картина на обложке "Пчеловоды" 1568 г. – Питера Брейгеля Старшего.

Пасека

Пролог

В ночь на 17 октября 17.. года, деревню "Л" потрясло одно страшное событие. Перед самым рассветом по улицам прокатился, порядочный шум и спустя каких-то десять минут все уже были на ногах. Собрались в доме сельского старосты, тем, кому не хватило места, бранились на улице. Когда зевающая толпа, уже изрядно поредев, двинулась по домам, раздалось страшное слово.

– Убили!!!

Эхом прокатившееся слово распространилось с поистине, деревенской быстротой. Стали спорить, высказывать теории о том кто убил, и зачем. Затем, правда, решили отложить мотивы, так как вспомнили, что жертва еще неизвестна.

Наконец двери открылись и вылетевшие гурьбой мужики, только успевали отбиваться от вопросов.

– Сейчас сами все услышите.

Появился староста, прямой как столб, с необыкновенно длинными руками и непокрытой головой. Староста дал понять, что давеча ночью, случилось страшное. Сенька местный житель прибежал к нему и доложил о пропаже, господина Арефьева. Дело было в том, что они с Арефьевым отправились на охоту в лес, за весь день никакой дичи подстрелить не удалось. Не желая возвращаться с пустыми руками, решили заночевать. Поставили силки, устроились на привал, выпили, как полагается и с чистой совестью заснули. Ночью же Сенька был разбужен тем, что услышал крики хозяина. Костер потух, собака жалобно выла где-то в кустах. Когда Сенька поднялся, крики прекратились, он стал громко звать хозяина, но в ответ раздавались лишь крики ночных птиц. Как только он отдалился от привала, раздался душераздирающий вой, он закончился так же неожиданно, как и начался. Сенька сам не свой от страха осматривал окрестность, но гнетущая тишина и пропажа хозяина ужасала его, так что он бросился бежать в деревню.

Трудно описать весь гвалт, что образовался в толпе, одни корили Сеньку за малодушие, другие требовали найти Арефьева. Выбрали охотников и вместе со старостой отправились на поиски. Уехали на рассвете воротились лишь под вечер. На телеге старосты лежало тело, прикрытое шубой так, что невозможно было разглядеть лица. Зато хорошо виднелись бурые пятна, сползающие на ноги, и теряющиеся в сапогах. Ноги мертвеца мерно подбрасывало на ухабах, и тут когда телегу подбросило больше обычного, шуба сползла вниз. Удивленные мужики тут же отпрянули, увидев мертвое, расцарапанное лицо, с открытым почерневшим ртом. Староста, заметив это, натянул шубу, повыше и приказал разойтись.

Выяснилось, что Арефьева нашли мертвым в волчьей яме, буквально в сотне метров от привала. Тело было усеяно сквозными ранами, от кольев в ловушке. Так же на левой ноге болтался заячий капкан. Труп обнаружил лесничий, отправившийся на поиски вместе с группой. По его рассказу волчья яма была без каких-либо меток, так что неудивительно, что в нее попал человек. Когда лесничий приблизился к ней и заглянул внутрь, оттуда выпорхнуло сразу несколько ворон. Картина была жуткая, птицы не успели насладиться пиром, но следы оставили. Так же около места смерти, в стволе дерева торчал охотничий нож, перевязанный белой окровавленной тряпкой.

Протрезвевший Сенька, посмотрев на хозяина, завыл от горя. Когда страсти поутихли, староста собрал совет. Стали обсуждать детали, склонялись к тому, что пьяный Арефьев встал среди ночи, пошел проверять силки, заблудился, угодил в капкан и свалился в яму. Глупая, бесславная смерть, но ничего не поделать.

Но тут лесничий вспомнил о ноже, стали спрашивать чей? Сенька, несмотря на ошалелый вид, отрицал, что нож Арефьева. Говорит, что у хозяина нож был всегда при себе, за поясом. Мертвеца обыскали и нашли охотничий кинжал с расписной рукоятью. Найденный лесничим нож, был весь в щербинах, с износившейся рукоятью, явно служивший для самой грязной работы.

Тогда л