Все, что мы еще скажем
Наталья Костина
Жасмин – женщина, сбежавшая с дочерью от мужа-деспота и отчаявшаяся найти покой и счастье в чужом городе. Георгий – инвалид, потерявший в автокатастрофе ногу, жену и, похоже, самого себя. Две эти израненные души встретились явно не случайно – им благоволят высшие силы, даруя шанс обрести любовь, о которой оба мечтали. Георгий всем сердцем привязался к чуткой и нежной Жасмин, и она оттаяла, почувствовав себя любимой. И когда муж Жасмин неожиданно находит беглянку и хочет отобрать у нее дочь, женщина-цветок теперь не одна – рядом с ней мужчина, которого она ждала всю жизнь.
Наталья Костина
Все, что мы еще скажем
Никакая часть данного издания не может быть скопирована или воспроизведена в любой форме без письменного разрешения издательства
© Костина-Кассанелли Н., 2018
© Depositphotos.com/freevector, илюстрация, 2018
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», издание на русском языке, 2018
© Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга», художественное оформление, 2018
* * *
И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
Ин 1, 5
Спи, не плач: Принесе киця калач, Медом помаже, Тобi покаже – А сама з’iсть.
Народная украинская потешка
Гошка, он же инвалид
– Гоша-а-а!! Го-о-ош-к-а-а!!.
Кричали и колотили так, что еще чуток – и дверь бы определенно вынесли. Сказать, что я вылетел пулей?.. Нет, я просто не помнил, как вскочил, как открыл замок…
Обычно сплю я не очень крепко – но сегодня, после неожиданного рабочего аврала, когда я окончательно зашел в тупик в отношениях с трудным заказчиком, а потом и слегка употребил по этому поводу – просто, чтобы успокоить нервы, – словом, употребивши и успокоившись, я вырубился под бубнеж телика, который давно пора было снести на помойку – вместе с его никчемным бубнежом. Не знаю, отчего я терпел анахронизм, поселившийся в доме еще при родителях; но я терпел его, как терпят кота, раз за разом гадящего в тапки, и ждал, пока тот наконец подохнет собственной смертью. Именно проклятое устройство, предназначенное в основном для закачивания в мозги рекламы, а также для выедания их чайной ложечкой, и было виновато. Я не сразу просек, что орет и грохает не озвучка, а реал: колотят в мою собственную металлическую дверь, вопя при этом столь отчаянно, что меня буквально снесло с дивана, где я закемарил.
Выскочил я в чем был – мой костюм-тройка состоял из трусов и пары костылей, но соседка – Петровна? Васильевна? – словом, почтенная пожилая леди, живущая напротив, претензий не предъявила. Думаю, она вообще вряд ли заметила бы, даже будь я без основной части своего прикида. На ней, что называется, лица не было – а то, что находилось на месте толстых румяных щек и вечно прищуренных, ищущих свою выгоду глазок, ходило ходуном и тряслось студнем, вместе с тумбообразным туловом, упакованным в старый махровый халат.
Крик, халат, прыгающие губы и забрызганный слюной подбородок врезались в глаза мгновенно. Лишь раз взглянув, я и через сто лет смог бы описать в мельчайших деталях все: и пятна на халате той, что разносила на фиг мою дверь, и мелкий сор на площадке под нашими ногами, и тусклую лампочку в самодельной сварной сетке, надетой на сей осветительный прибор, чтобы его постоянно не лямзили… Сетка бросала гротескные тени на раззявленный в крике рот, на меня, остолбенело пялящего зенки, и на декорации в стиле «пролетарский авангард»: исписанную маркером дверь лифта и табличку на помещении ЖЭКа, помещающегося напротив наших – с Петровной? Васильевной? – квартир, бесстрастно информировавшую граждан о часах приема.
– Повесилась!!!
Я машинально отер с лица брызги.
– Прям у меня в квартере!! Повесилась!!
– Ма-а-а-а-а-ма-а-а-а-а!! – страшно неслось из полуоткрытой соседской двери.
Я грубо двинул в сторону неидентифицированную махровую Петровну, и она, впечатавшись в виртуозно проиллюстрированный пост о чьей-то половой распущенности, с воем стала оседать прямо на вверенный ее попечению нечистый цементный пол.
– Ма-а-а-а-ма-а-а!! Не на-а-а-адо!!
Девчонка все делала правильно: держала тело за ноги, толкая его вверх и не давая петле пережать шею намертво. Мать