ПРОЛОГ

Давно ли это было, не знаю. Но если сравнивать с тем временем, когда старый новгородский Царь решил омолодиться и прыгнул в котел с бурлящим молоком, то недавно.

Эх, злой да глупый был Царь. Сварился в кипятке! И поделом: не надо людям каверзы делать, чужие подвиги себе приписывать. Зато Иван, тот самый, что по приказу Царя Жар-птицу добыл, рыбу-кит спас, да сестрицу Солнца в Новгород доставил – из кипящего котла писаным красавцем вышел!

На героя и слава бежит, так-то!

Молодец был Иван, нет спору! Но одной удали против царей не хватит, если не иметь верных друзей. А у Ивана такой дружок был! Конек-Горбунок, слыхали?

Мал, да удал! Много разных фокусов тот конек знал. Перед тем как Ивану в котел-то прыгнуть, он хвост в горячее молоко обмакнул да на Ивана брызнул. Может, еще и слова заветные сказал. А вот какие? Эх, давно это было…

Иван как женился, так на радостях Горбунка на почетную пенсию вывел, а Жар-птицу отпустил, оставил только перышко на память. И долго Иван с сестрицей Солнца Новгородом правили, крепко друг друга любили, а как время пришло – в один день умерли, уснули сном праведным.

Потом царствовали их дети, внуки, правнуки.

А Горбунок так при конюшне и жил.

Много лет утекло и много чего случилось! Уже и конюшни не царскими стали зваться, а княжескими. Видите, сколько перемен? Даже в политическом вопросе. Обмельчала жизнь! Ни богатырей, ни волшебства, ни подвигов. Да и князья менялись на троне новгородском, как листва на дубах.

И начал народ про старые заслуги Конька-Горбунка забывать. Дескать, сказки все это: и про кита, и про Жар-птицу, и про сестру Солнца. Теперь на конюшне молодые кони лишь громко ржали, стоило коньку заикнуться, как в прежние-то годы они с Иваном…

Эх!

Без подвигов стареешь быстро. Каких-то триста лет меж ушей просвистит – глядь, а грива совсем седая, бока жиром заплыли, ум за разум заходит… Охо-хо…

Совсем было захирел Конек-Горбунок на конюшне.

Только в одно весеннее утро родилось два младенца. Один – на мельнице, другой – в княжьих палатах.

Вот так – кряхтишь поутру от радикулита, и не подозреваешь, что впереди у тебя – еще много новых приключений! Можно сказать, вторая молодость!

Но – все по порядку.

Итак, один младенец родился на мельнице. От первого его крика лопнул кувшин с молоком! От второго крика закружилось у мельницы колесо! А третий крик стал таким звонким да мелодичным, что даже пастух на лугу отложил свою дудку, заслушался и прослезился. Мельник только затылок почесал: «Дела…». И назвал своего громкоголосого сына Садко. Почему Садко? На селе говорили – в честь какого-то очень далекого предка.

А в княжеских палатах родился такой здоровячок – аж люлька под ним затрещала! Пришлось на кровать дубовую положить. Княгинюшка на младенца смотрит – глазам не верит: в добрых полпуда весом!

Поцеловал князь сына в лоб да братьям своим, боярам Фоме и Луке, велел то же сделать.

Ох, как же надеялись Фома и Лука, что их старший брат – князь Новгородский бездетным останется! Ведь тогда бы они княжий престол наследовали! Сначала – средний Фома, потом младший Лука. Но не судьба: родила княгиня! Потому-то Фома и Лука в то утречко хоть и улыбались, и слова разные льстивые говорили, но в душе затаили злобу.

Наклонились они над младенцем, глаза недобрые, улыбки фальшивые: «Утю-тю…». А младенец-то – хвать их руками за бороды! И держит цепко так, ухватка – медвежья, ни башкой повернуть, ни в рост встать.

Упали Фома и Лука на колени перед младенцем! Скулят, глаза таращат! Крик и гам. Пришлось им бороды ножом чуть не под корень срезать. А без бороды боярину – позор!

Князь на сына смотрит, свою бороду с опаской оглаживает да затылок чешет. Дела… А ведь чтоб Новгородом править, тут не сила – тут ум нужен…

Назвали княжича Василием. Тоже, видать, в честь какого-то предка.

Так и пошло. Садко в селе растет – поет, а Василий в городе – буйную силу пытает. И смех, и слезы!

Красив, конечно, у Садко голос. Но каких только напастей из-за него не приключалось!

Ну вот, к примеру. Поручили Садко корову пасти. Он на луг вышел, голову к небу задрал, руки крыльями распластал – песню, знач