Каникулы

Митька первым выбежал из школы и подкинул ярко-синий рюкзак.

– Ура, каникулы! Каникулы!

Прозвенел звонок, и на крыльцо начали выбегать другие ребята, но они ничего не подбрасывали. Приходилось вести себя прилично – их же встречали родители. За Митькой никто не пришёл. Забыли? Ну и что, расстраиваться, что ли? Да и большой уже, шестой класс закончил. Главное, что его ждут дома, а сегодня даже с варениками.

Мальчишка обернулся и посмотрел на школу. Высокую, зелёную пятиэтажную громадину. Довольно и озорно показал язык: впереди три месяца свободы. Митька сиял так же, как его дневник от пятёрок. Вот уж мама будет рада, вот уж мама его похвалит! Не попрощавшись, побежал скорее домой, а полупустой рюкзак весело прыгал за спиной. Наискосок через двор. Привет, любимые качели! Высокие, скрипучие, взлетают до самых небес. Ох, сейчас бы посильнее, до стука. Но живот урчал, да и успеется с качелями.

– Лето, – мечтательно произнёс Митька, остановился, закрыл глаза и вдохнул. Как бы всё прочувствовать, законсервировать, сберечь? Завтра июнь – как вечер пятницы перед долгожданными выходными в девяносто два дня. Улыбнулся и помчал вприпрыжку. Завернул за угол – и почти дома. Осталось пройти мимо любопытных бабулек – охранная система дома, всевидящее око. Сидели старушки тесно, дружно, словно это единственная лавочка во дворе.

– Здрасьте! – крикнул Митька, чтобы все расслышали.

– Здравствуй-здравствуй, Митенька, – старушки закивали, заулыбались. Митьку они любили: всегда поздоровается; если нужно, и сумку поможет донести.

– Чего такой счастливый? Пятёрок, небось, нахватал?

– За четверть и за год, баб Вер! Круглый отличник! – Митька обычно не хвастал, но тут уж не удержался, тем более есть чем, не зря же он старался.

Старушки одобрительно заохали, кто-то тихонечко шепнул: «Повезло Львовне с таким внуком», отчего разрумянились Митькины щёки.

В подъезде пахло свежей выпечкой и корицей, как в кулинарии. У нас, наверное, готовят… хоть бы у нас. Аромат такой, что живот заурчал ещё сильнее. Да иду я, иду. И бегом на третий. Хотел стучать, но потянул ручку – не заперто, значит, бабушка увидела его в окно. Мама часто ругала её за такую привычку: ну мало ли кто зайдёт, пока Митька поднимается. «Как замечтается – час в подъезде простоит, пока всех ворон не сосчитает». Бабушка не спорила, кивала, но всегда делала по-своему.

– Это я! – радостно крикнул Митька.

– Пришёл, дружочек, как ты быстро. Бегом мой руки и садись за стол, – донеслось с кухни.

– Вареники? Пирожки? – Митька скинул кроссовки и помчался в ванную.

– То и другое, смотри не лопни, – ответила бабушка. – И аккуратно, не обожгись.

– Ба, а когда мама с папой приедут? Сегодня? – Митька пританцовывал, пока мыл руки. – Ба?

Вероника Львовна ничего не ответила. Митька заторопился на кухню, не нравилось ему это молчание.

– Ба-а? – Мальчишка сразу всё понял, и глаза сделались влажными, теряя весь карий цвет, да так, что сквозь пелену слёз ничего и не разглядишь. – Не приедут, да? Всё отменяется?

– Что поделать, работа у них такая. – Бабушка старалась не смотреть в глаза и всё накрывала на стол, суетилась. – Нашли новое место, говорят, ажиотаж. Сейчас трудно найти что-то стоящее. Музей настаивал, чтоб они туда отправились. Дело повышенной срочности или важности. Ты чай будешь или компот налить?

– Ага, повышенной, у них всегда так. – Слёзы душили, и голос срывался. – Лежало в земле веками, теперь срочно понадобилось. А меня почему с собой не взяли? Я ведь не маленький! – И подумал: «Я тоже важный». – Ведь так и знал!

– Мить, ты пойми, там никаких условий. – Бабушка примирительно поставила перед ним большую тарелку вместо обычной.

Она понимала, что условия условиями, но ребёнок скучает по родителям. Не виделись больше месяца и дальше поехали.

– Других детей там не будет, родителям некогда даже покушать приготовить, вареников сварить. Ешь давай, а то остынет.

– Ба, ну это же несправедливо! Обещали, что если закончу на одни пятёрки, то обязательно. Пятёрки-то есть, а родителей нет. Сиди тут теперь в нашем городишке, чахни, – вздыхал Митька и ел вприкуску со слезами. Вк