Назад к книге «Гоу хоум, мистер Щербаков!» [Владимир Софиенко]

Гоу хоум, мистер Щербаков!

Владимир Софиенко

«Вадик открыл глаза – на него немигающим взглядом бесцеремонно уставилась жирная морская чайка. Расправив крылья, она зависла в воздухе, чтобы получше разглядеть возможную добычу. Ветерок живописно играл белой каймой оперения, обрамлявшей крылья, сквозь иссиня-белые кучевые облака робко проглядывали солнечные лучи. Но Вадику было не до этих красот – назойливо ныл ушибленный затылок, давала о себе знать рука. Все еще пребывая в тупом дурмане, он оторопело пялился на всеядную птицу, будто ждал от нее чего-то…»

Владимир Софиенко

Гоу хоум, мистер Щербаков!

Вадик открыл глаза – на него немигающим взглядом бесцеремонно уставилась жирная морская чайка. Расправив крылья, она зависла в воздухе, чтобы получше разглядеть возможную добычу. Ветерок живописно играл белой каймой оперения, обрамлявшей крылья, сквозь иссиня-белые кучевые облака робко проглядывали солнечные лучи. Но Вадику было не до этих красот – назойливо ныл ушибленный затылок, давала о себе знать рука. Все еще пребывая в тупом дурмане, он оторопело пялился на всеядную птицу, будто ждал от нее чего-то.

Что же с ним случилось? Почему он лежит на рифленой металлической поверхности? Малейшее движение на этом жестком ложе отзывалось болью. В голове путались мысли, мелькали какие-то несвязные обрывки сцен.

– Хайя-хайя?! – будто вопрошая, раззявила чайка длинный, с хищным крючком на конце клюв цвета спелой моркови.

Вадик припомнил, как поскользнулся на ступеньке трапа верхней палубы, как скатился по нему, как во время падения левая рука, державшая «машку», застряла между поручнями… Хоть тут повезло – правая-то вроде цела! Теперь Вадик отчетливо почувствовал, что боль накатывала именно слева. С усилием повернул голову, пытаясь разглядеть свою неестественно согнутую руку, – ниже локтя она сильно распухла и стала фиолетово-синей. В общем, как будто и не его.

– Хайя-я! – опять раззявила свое морковное гайло пернатая.

И в следующую секунду тело Вадика пронзила острая боль, выгнула его дугой, заставила вздрогнуть каждый мускул.

– Ой-ой-ой! А-а-а-а! – что есть мочи завопил он, скривив мучительную гримасу.

Завалившись на правое крыло, чайка тут же испуганно отвалила в сторону. Голову Вадика затуманило болью. Он услышал беспорядочный топот ног и даже немного успокоился – его услышали, значит, скоро придет помощь. Боль не отступала. Перед глазами замелькали лица людей. На палубе кричали, кого-то зычно звали.

На недолгое время, когда боль, тянущаяся по жилам огненной рекой, отступила и с глаз сползла пелена, он заметил, что старпом переломил о колено деревянную ручку «машки» – швабры, приложил два обломка вдоль его руки и начал бинтовать. Перед тем как потерять сознание, Вадик еще успел испугаться, но жгучая волна снова накрыла его тело…

Когда он снова пришел в себя, первое, что услышал, была английская речь. Вадик поднял отяжелевшие веки: над ним склонились люди в красных касках с белым крестом. Догадался: спасатели. Среди их напряженных, сосредоточенных лиц мелькало еще одно – бледное и растерянное лицо старпома.

– Go back, give him the air[1 - Расступитесь, дайте ему доступ к воздуху (англ.).], – начальственным тоном повелел человек, судя по всему, главный в группе спасателей, и показал остальным жестом, что именно надо делать.

Люди вокруг Вадика расступились. Теперь он смог увидеть и ребят из команды, столпившихся чуть поодаль. Возле него присел все тот же человек в красном, в руке он держал красный чемодан с белым крестом по бортам.

– Has the sailor got allergy on any medical preparations?[2 - У вашего матроса есть аллергия на какие-нибудь медицинские препараты? (англ.)] – Вопрос был адресован старпому.

– Вася, – старпом тихо позвал из кучки притихших матросов виновато переминавшегося с ноги на ногу здоровенного верзилу в тельняшке, – Щербаков с вами пил?

– Анатолий Ефремович!.. – грудным басом возмутился верзила.

– Ему сейчас обезболивающее колоть будут, а от вас за километр «свежаком» несет! – На обескровленном лице старпома с плотно сжатыми губами читалась решимость.

Не выдержав взгляда, матрос опустил глаза.

–