Счастье (миниатюры)
Владимир Гуга
«Родничок – это центральный промежуток между черепными пластинами. А еще «Родничок» – это сборник внеклассного чтения для начальной школы. Но сейчас идет речь о первом, анатомическом, «родничке». Природа создала наш череп таким образом, чтобы при рождении голова человека, для более легкого и безопасного выхода из материнской утробы, слегка уменьшилась, так сказать, сложилась. А потом снова разложилась. Все хорошо продумано…»
Владимир Гуга
Счастье (миниатюры)
Good Day Sunshine!
Когда я выходил из автобуса, чугунный уголок так называемой остановки, представляющий прямоугольник на длинном штативе, поразил мою голову в точке «родничок».
Первая мысль: «На работу я сегодня не еду. Отменяется работа. Господь милостив…»
Родничок – это центральный промежуток между черепными пластинами. А еще «Родничок» – это сборник внеклассного чтения для начальной школы. Но сейчас идет речь о первом, анатомическом, «родничке». Природа создала наш череп таким образом, чтобы при рождении голова человека, для более легкого и безопасного выхода из материнской утробы, слегка уменьшилась, так сказать, сложилась. А потом снова разложилась. Все хорошо продумано. Со временем эта пустота, закрытая кожей, называемая родничок, исчезает: пластины черепа благополучно срастаются. Но у некоторых людей пластины так и не сходятся. Поэтому они всю жизнь ходят с дырой в голове. У меня все нормально: уголок остановки пробил голову в месте родничка, но был остановлен ладно соединенными черепными компонентами. Хотя, честно говоря, уголок вовсе и не пробил голову, а всего лишь рассек покрывающую череп плоть. Но до самого основания, до самого черепа.
И вот я стою неподалеку от детской площадки незнакомого двора, поражаясь тому, насколько много крови выдает рассеченная голова. Красное пятно вокруг моих ног довольно быстро растет, потому что я прикладываю к родничку комья снега и бросаю их. Прикладываю и бросаю. Хорошо еще, что накануне в Москве навалило много белой спасительной пушистости. Итак, кровавое пятно растет, а я стесняюсь. Мне очень стыдно, что люди идут мимо и смотрят, как я истекаю кровью. Еще на меня смотрят собаки. Я знаю, что собак может возбудить цвет и запах крови. Они же хищники. Как известно, возбужденные хищники могут наброситься и растерзать раненую жертву. Кстати, вот и злобная болонка с бабулькой! Агрессивная собачонка уже рвется вцепиться в меня. Страшно? Нет. Страх перед собаками затмевается стеснением. Ведь правда, очень неловкая ситуация. Глупая. И звать на помощь стыдно, и идти куда-то, фонтанируя кровью, нельзя. Но все-таки! Работа-то накрылась! Вот что главное! Удачно-то как все вышло… Неожиданный выходной!
Стою, истекаю кровью. Потом решаюсь двинуть в сторону медучреждения. Идти трудновато. Голова немного кружится. В ушах – звон. Выхожу на улицу. Пытаюсь поймать тачку. Никто не останавливается. Еще бы! Кому нужен мужик с раскроенной головой? Одной рукой держу вязаную шапочку у раны, другой голосую.
В итоге меня подбирает таджик на замызганной «пятерке». А русские на своих «логанах» не подобрали. А таджик подобрал. Такие дела. Да! Более того, таджик отказался брать у меня деньги. А вы говорите…
В приемном покое травматологического отделения такой-то больницы – человек десять пострадавших. В воздухе покоя парят очень тяжелые перегарные испарения. Всюду кафель, хлорка, нашатырь. Почти все пострадавшие выглядят большими друзьями Бахуса. Двое из них искусаны собаками. Причем один из собачьих жертв лишен половины уха. Он завывает, прижимая окровавленное вафельное полотенце к своему обрубку, а между ног у него покачивается целлофановый пакет с чем-то тяжелым. Когда этот Ван Гог заходит в кабинет, эскулапы поднимают жуткий ор: «Вы что, осатанели! Сейчас милицию вызовем! Совсем сдурел! Вон отсюда!» Оказывается, Ван Гог пристрелил изуродовавшую его собаку, затем отпилил ножовкой ей голову и принес с собой в больницу. Ему кто-то сказал, что, мол, по собачьей голове в больнице определяют степень бешенства животного.
Потом мне зашивают темя. Пока обрабатывают рану, я держу в руках маленький хирургический л