Заморок

Алла Хемлин

Действие романа Аллы Хемлин разворачивается в провинциальном украинском городе с 1941 по 1961 год. Персонажи пытаются строить жизнь по-новому, стремятся приручить собственные судьбы, однако те сопротивляются. Светлые планы, сулящие радостные переживания и ослепительные восторги чувств, оборачиваются мутной реальностью. Заморок – вот форма существования героев. Это то самое покрывало майи, сквозь которое они смотрят на мир, уже не силясь понять, существует он или нет.

Разворачивающаяся в книге Хемлин речевая стихия сродни стихии музыкальной. Переходы от смешного к трагическому, от рационального к иррациональному, от надежды к экзистенциальному ужасу, от нормы к аномалии происходят, как в музыке – с одного такта, с одного предложения. Язык как метафизическая сущность противостоит всепожирающему Времени, сохраняет людей и эпохи.

Алла Хемлин

Заморок

Сестре

© А. Хемлин, 2018

© ООО “Издательство АСТ”, 2018

Издательство CORPUS ®

* * *

Люди всегда не знают, а всегда говорят.

Я расскажу, как было.

У меня год рождения в городе Чернигов получился 1941-й, 22 июня, самая-самая ночь.

А часов в восемь утра прибежала санитарка Фрося. Фрося прибежала и начала кричать своим голосом:

– Просынайтэся! У людэй вже вийна, а воны розляглыся! Ану – пидъём! Собырайтэ ногы до купы и бижить с дытямы хоч куды!

По правде, санитарка Фрося узналась людям как сильно выпивающая. Потому слова люди-женщины приняли не за правду-правду, а так.

В ту секундочку никто не двинулся с своего места на кровати. Некоторые из пяти свежеродивших подали свой голос. Вроде что вы, Фрося, сама по себе санитарка, что вы должны соблюдать порядок дня, а не колошматить здоровье матерей.

Только с третьего захода Фроси моя родная мама в первых рядах взяла в свою голову, что санитарка если и закинулась, так совсем чуточку, с такой чуточки можно, если что, брать горлом, а только про привычное дело. А война – это для человека совсем-совсем другое.

Надо понимать.

Когда уже это самое другое людьми понялось, моя родная мама подскочила с своей кровати и без одного слова кинулась в пеленальную.

По дороге наперекор моей родной маме не попался никто, тем более – на всем этаже на выходной остались только матери с нарожденными.

Моя родная мама забежала в пеленальную и в эту самую секундочку – раз! – схватила крайний-крайний паку?нок и на?чала вылезать в окно. Накануне прошел жарючий день, потому окна пооткрывали. Тогда не придавали значения заразе для нарожденных, а старались, чтоб проникал свежий ветер.

Больница была хоть маленькая, а двухэтажная. Палата с пеленальной устроилась на втором этаже. И моя родная мама полезла с второго этажа с чужим ребенком спасаться от наступившей в Чернигове войны.

Да.

Чужой ребенок был тоже девочка и тоже чернявенькая. Допустим, моя родная мама про что взяла чужое – не знала. А то б конечно.

Пока моя родная мама с паку?нком как-то лезла на землю, в палате поднялись слезы и вопросы.

Потом весь-весь коллектив свежеродивших побежал до докторской комнаты.

Дежурная докторша в докторской комнате разъяснила для матерей, что по радио ни про что не заявлялось, что никакой телефонограммы не получалось, что может случиться провокация, что она не уполномоченная оставлять пост и распространять сплетни.

Война началась на рассвете,

чтоб больше народу убить,

спали родители, спали их дети,

когда стали Киев бомбить.

Потом настало время, когда поняли. Конечно, когда человек уже все-все понял, получается совсем-совсем другое дело.

Тогда все-все матери побрали своих нарожденных детей и побежали по домам спасаться уже по местам личного жительства.

Одна среди женщин – женщина Тамара – получила на руки не своего нарожденного, а меня, тоже чернявенькую девочку. Тамара еще с дальнего материнского взгляда на меня узнала, что ребенок для нее получился совсем-совсем чужой. Тамаре сказали – пока милиция не узнает, что и где, и не вернет незаконно взятого ребенка, пускай Тамара забирает себе, какая девочка имеется в ная