Назад к книге «Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…)» [Александр Григорьевич Ратнер]

Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…)

Александр Григорьевич Ратнер

Ника Турбина – знаковая фигура конца 80-начала 90-х годов, поэтесса, известная своими ранними стихотворениями, трагически погибшая в возрасте 27 лет. Многое из ее биографии до сих пор покрыто тайной даже для поклонников ее творчества, в частности, кто был ее отцом, почему порвал с ней отношения Евгений Евтушенко, что делала она в течение года в Швейцарии, действительно ли она являлась автором своих стихов и многое другое.

В книге впервые приведена полная биография Ники Турбиной, автор приоткрыл завесы многих ее тайн и рассказал также о семье героини и ее окружении.

Книга проиллюстрирована уникальными фотографиями, черновиками стихов, письмами и др.

Александр Ратнер

Тайны жизни Ники Турбиной («Я не хочу расти…»)

В книге использованы фотографии Николая Орлова, Марка Яблонского, Евгения Комарова, Михаила Харлампиева, Феликса Розенштейна, Константина Постникова, Паоло Суриано, Джузеппе Коломбо, а также из архива автора.

© Александр Ратнер, текст

© Дмитрий Быков, предисловие

© ООО «Издательство АСТ»

Дни Турбиной

Александр Ратнер написал сенсационную книгу, которая нужна очень немногим. Такое бывает. Когда-нибудь она будет нужна всем и станет, вероятно, классикой биографического жанра, причем качество самого текста – по-моему очень плотного и увлекательного, – тут совершенно ни при чем. Просто это книга важная, написанная о важном, но сейчас мало кто готов серьезно и трезво разбираться в феномене СССР, а Ника Турбина, кумир позднесоветской интеллигенции, имеет к нему прямое отношение. Заслуга Ратнера не только в том, что он проделал огромную исследовательскую работу, проинтервьюировал добрую сотню людей, знавших его героиню, любивших ее, пытавшихся ее спасти, – но в том, что он сумел рассмотреть историю последнего советского вундеркинда в контексте эпохи, которая эту девочку сначала вознесла, а потом убила.

Чтобы сразу снять серьезный вопрос: из этой книги явствует, что – выразимся осторожно – не все свои детские стихи Ника Турбина написала сама. Возможно, что помогали бабушка и мама, и Ратнер от этого факта не прячется. Добавлю, что справедливы мнения, высказанные уже после ее смерти, – о том, что стихи ее в большинстве своем были не слишком хороши, и напечатай такое взрослый человек – его бы скорее всего записали в графоманы, в лучшем случае в маргиналы вроде Ксении Некрасовой. Но это совершенно не принципиально, потому что встречал я серьезных художников, которые и о творчестве Нади Рушевой высказывались скептично: «Интересен ее возраст, а графика – так себе маэстризм», сказал мне крупный художник, у которого точно не было оснований для профессиональной ревности. И неважно, хороши ли были стихи Ники Турбиной: важно, что и в поведении, и в разговорах с бесконечными интервьюерами она была старше своего возраста, и слава чаще приносила ей депрессии, чем радость. Сложный, рано выросший – и притом бесконечно инфантильный – ребенок из сложного времени, порождение уникальной страны, феноменально умной, зрелой, культурной – и бесконечно нелепой, неумелой, инфантильной во всем, что касалось жизненной практики.

Ника Турбина погибла потому, что перестала быть кому-либо нужна, а вовсе не потому, что перестала писать стихи. Она могла бы делать это дальше – и лучше, – но столкнулась с двумя кризисами сразу, и погубило ее именно то, что они совпали. Первым кризисом был переходный возраст, вторым – переходный период. Надо было развиваться, пробовать новые техники, общаться с литературной средой – но эта среда перестала существовать. Выросшая Турбина интересовала всех только как пример бесповоротного и отчаянного падения – и так же, как раньше в ответ на общественный запрос она сочиняла стихи, теперь в ответ на этот запрос она демонстративно и откровенно гибла. Ей надо было вызывать у окружающих ощущение чуда, существовать без этого она уже не могла – и поскольку поэзия таким чудом быть перестала, о чем многие успели тогда написать, осталось чудо безоглядной и жестокой саморастраты. Это было зрелище не