Назад к книге «Русалка» [Инга Невская]

Русалка

Инга Невская

Каждому из нас хочется приоткрыть завесу Сказки: пошептаться с домовыми, покружить в хороводе с русалками, погулять по Зачарованному лесу… Но, иногда, неизведанному лучше таковым и остаться, не прикасаясь к быту, смертельному для любой загадки. Не все мифические существа могут пережить встречи с жестокими тисками века двадцать первого.

Стрелки лунного света на завитках волн рассыпались на яркие воронки. Влажный ветер с разбега прыгал на лицо и плечи, дурашливо заглядывая мне в глаза, как егозливый непоседа – ребенок. Тугой, неповоротливый влажный морской воздух оседал на губах горьким привкусом. От слипшихся песчинок на щиколотках и локтях было дискомфортно и немного смешно. Я перевернулась с бока на спину и раскинула затекшие руки и ноги. Боже, хотя бы один раз в жизни любой человек должен вот так, беззаботно и торжественно разложить свои конечности на песке, разглядывая интимно округлившиеся завитки низкого неба, улавливать едва заметное покалывание в пальцах от надвигающегося безобидного дождя, услышать негромкие смешки?…Стоп! Я торопливо села, в тревоге обхватив колени руками, испуганно и старательно всматриваясь в пепельно-опаловые сумерки, чтобы найти источник странного звука.

Она сидела неподалеку, кокетливо и подчеркнуто – небрежно мною не интересуясь. Русалка. С театральным вниманием она рассматривала горбившуюся волнами воду, томно вскидывая лицо в направлении тонкой серебряной половинки луны. Немного откинувшись назад, опираясь на ладони позади себя, лениво похлопывала рыхлый песок внушительным хвостом. Чешуя на хвосте была облеплена песчаными комочками, нехотя отпадавшими от размеренных движений. Тонкие пряди волос, щетинившихся секущимися щеточками невразумительного цвета, елозили по широкой, добротно, но безыскусно скроенной спине. «Надо что-то сказать» – ощутила я, глядя на подрагивание монументального тела при грудных утробных стаккато беззаботного русалочьего смеха. Наконец, стрельнув в мою сторону быстрым взмахом ресниц, прелестница бросила прикидываться недоступной и, без всякого намека на тактичность, уставилась на мою переносицу пустыми, прозрачными невыразительными глазами, обрамленными чудовищной густоты и длины ресницами. Свой торс она окончательно и полностью повернула ко мне, мотнув в воздухе бесформенными персями. Я увидела, как на самый верхний ряд хвостовых чешуек уютно улеглась внушительная складка жира: фасад оказался скроен не менее добротно, чем спина.

– Очнулась! – громко и весело констатировало морское недоразумение, наслаждаясь моим мандражом, в тоже время деловито очищая громоздкую рыбью конечность от присохшего мусора, то тут, то там в истоме обвивавшего серебристые чешуйки.

– Вероятно, очнулась… – осторожно вступила я в диалог, суетливо восстанавливая в голове неполную и зыбкую цепочку событий, приведших к этому абсурдному знакомству.

Да, небогато с памятью. Шла по пляжу, утомившись от затянувшейся прогулки и прислушиваясь к кутежу алкогольного транша в организме. От необузданных прикосновений горячего южного солнца к моему ничем не покрытому затылку, мысли и остаточные спасительные инстинкты сварились в клейкое и цепкое желе, бесполезно и весело бултыхавшемуся теперь в сводах черепа. Я помню, как упрямо шагала дальше, уходя все дальше и дальше от цивилизации. Пляж все больше походил на воспоминания Робинзона о необитаемом острове, затягиваясь все дальше и дальше островками чахлых, но до идиотизма оптимистичных растений.