Импрессионисту Даниилу Волкову (полотна сплошь impressions полны)

…Он дал своей династии обет

Творить полотна ярких масел,

Калейдоскопом красок их украсив,

Где торжествует белый цвет.

……

Прохожие на улочках – кривые зеркала,

Молочные дома, иль золото огней Парижа,

Иль стайка катерков в мелодиях морского бриза,

Иль снежных гор святая чистота.

……

Персоны и пейзажи – все милы!

Под кистью живописца пляшут светотени.

Их многоцветный мир подвластен вдохновенью.

Полотна сплошь impressions полны.

Эта странная, южная осень…

Я сегодня опять в слезах…

Падший клен бранит долю свою.

Пред иконой, с молитвой в устах,

О собачьей душе скорблю.

Погляжу из окна вдаль,

Жизнь собачья – короткий век.

В золотую пору вторгся май,

А в горах ночью выпал снег.

Где-то в небе мои друзья.

Об ушедших грустить грех.

В южном парке цветет сирень,

А в горах ночью выпал снег.

Занеможется сердце в тисках,

Но спешит вожделенный рассвет.

Тяжело без друзей и собак.

А в горах ночью выпал снег…

Норд-ост в порту

Над бухтой вновь зима

свой расстилает холст:

Пронзает пики гор седой туман.

Густеет «борода» – известный знак —

грядет Норд-Ост.

Вожак ветров – чистильщик хлама,

не в злобу, но по божьей воле

гоняет волны и людей,

азартно и легко

справляясь с ролью.

Рулит Норд-Ост в порту,

куражит: то тут, то там

пугает птиц, зверей,

изрыгивая вой свирепый.

Подвластен ветру и душевный хлам.

Пусть холодно в душе,

но чисто и легко. Слабеет ветер.

Редеет «борода» в верхушках гор.

Морской прибой затих

и месяц светел.

Новороссийску

Замечательный этот город,

У меня из окна – горы!

Позади – суета, да бремя,

Впереди – вечность и время.

У подножия гор было горе,

Хоронило героев море,

Пролилось много крови алой,

На земле, на святой, на малой.

Но изгнали врагов заклятых,

Салютуют победу парады.

Небо чистое, море синее,

Никогда не падет Россия!

…

У меня из окна – горы

дружит с ними герой-город.

Может в этом городе

Жизнь – подруга сложная:

То кнутом, то пряником.

По судьбе случилось стать

Одиноким странником.

Много верст исхожено,

Зим прожито сторицей,

Может в этом городе

Сердце успокоится.

Может в этом городе —

(жизнь – вещица странная)

Поиссякнут горести,

Сбудутся желания.

Однажды

Мой милый ангел, мой светлый друг – какая грусть!

Ночная боль стенает, воет, стучит в висках.

Однажды летом, прохладным утром я не проснусь,

Уйду в изгнание, в иные земли, оставлю прах.

Все будет прежним, и время вяло продолжит путь:

к восходу солнца иль на пылающий закат.

Всем будет грустно, мне будет нервно – уж не вернусь

в юдоль земную, мир суеты, побед, преград.

Земля кружится, шуршит листвой, огни горят.

Небесный свод луною светел, шумит прибой.

Тенями полон приют Иисуса – Гефсиманский сад

Но грянет день, настанет час, я не вернусь домой.

декабрьское

Грядёт зима походкою знакомой.

В унынии поникли дерева.

Лишь солнца луч с утра мелькнет едва,

Но тут же скроется за беспросветной шторой.

Мрачны дома: угрюмы их фасадов позы.

Бегут прохожие, скрывая лица-маски.

Пришел декабрь – любитель серых красок.

Печальная картина тусклой прозы.

А ветер гонит облака в страну лесов,

Вернется к ночи холодами полон.

Но греет душу колокольный звон

С надеждой, верою в любовь.

Письмо другу

(памяти друга *)

Знаешь, уже три года, как ты ушел,

до сих пор не верится…

А мы, Сережа, пока еще живем,

Земля, конечно, обижается на нас,

но вертится.

Спрашиваешь, как дела?

Ну, что сказать: потихонечку

апокалипсис продолжается…

Потоп уже напрягает Европу,

представь: добрался до Австралии,

в Италии птицы мертвые с неба падают

у нас снег выпал на провода, да так,

что линии электропередач обрываются.

А намедни, буквально,

земля горела под ногами.

Разрывается общество наше,

Ох, как разрывается, до боли!

Расползается,

то есть, расслаивается —

на бедных и богатых!

Верхи по-прежнему не могут наговориться,

обещают и даже каются.

А низы – не могут не материться,

кредиты берут, чтоб прокормиться

или умирают.

Я же говорю:

апокалипсис продолжается…

Гиблый карлик

Однажды шла я,

чу, слышу крик!

Всмотрелась:

на