Рифмы

Молитва художника

Бог, не дай мне ослепнуть от счастья!

Бог, не дай пустозвонства от бед.

Да не буду блуждать я в ненастье,

не ослепит – прозрит белый свет.

Бог, не дай мне упиться удачей!

Бог, не дай мне смириться с собой,

и избавь меня, Боже, тем паче

от поклонов пред праздной толпой.

Не отдай меня сытым в забаву!

Если смех, то лишь яростный смех.

Не хочу стёртой истины ржавой

повторять… на потребу… для всех.

Помоги мне раскрыть себя, Боже!

Если можно, открой свой секрет:

помоги, чтобы людям я тоже

помогал, ограждая от бед.

Бог, не дай озверенья у власти,

Бог, не дай отупенья от бед,

чтоб творил не мазила, а мастер,

но избавь от тщеславных побед.

Не дозволь мне сгореть без остатка

в огневище лукавых страстей!

Не унизь до округлости сладкой,

до корыстных, ничтожных затей.

Не прошу, не ищу снисхожденья,

но молю среди счастья и бед:

сохрани мне душевное зренье,

огради от тщеславных побед.

«Как давно всё это было…»

Как давно всё это было,

всё зима припорошила.

За окном от стуж белёсым

облетевшие берёзы

на ветру окоченели

и качают их метели.

Занавесят звёзды окна,

свет луны свои волокна

разметает во мгновенье,

в блёклом лунном отраженье,

словно в зеркале разбитом,

промелькнёт сюжет забытый…

Как давно всё это было!

Время било – не разбило.

И печаль, и радость разом

предо мной одним рассказом:

где дожди хлестали – ждали,

где встречали и прощали…

По земле оледенелой

снег взбурлил позёмкой белой

и, крупой слетая с крыши,

шепчет что-то. Что? Не слышу.

Во дворе, забившись в угол,

тяжело вздохнула вьюга.

Так в узор единый свиты

те разлуки, те обиды —

всё, что мной тогда владело…

А над стужей оголтелой,

ожидая, сердце стыло…

Как давно всё это было.

«Разлуки бремя…»

Разлуки бремя,

часы молчат —

я умер на время,

покинув свой град.

Улиц пустыни,

комнат покой —

я умер, я ныне

предстал пред собой.

Отяжелела,

свой суд верша,

и бросив тело,

сбежала душа.

И приведеньем

бросает зов,

и вьётся тенью

у милых домов.

Медитация в летнем небе

Сквозь штрихи качающихся веток,

забывая вездесущность звука,

на траве, закинув в бездну руки,

я лежал и вглядывался в небо.

Я лежал… Нет, я вживался в небо,

в магнетизм цветов и ход планеты,

рафинадом, окунувшись в лето

растворился, словно бы и не был.

Языком единым от созданья,

шелестя, листва лесов шептала,

и на синем своде проступало

очертанье формулы познанья…

То ли глухо каркнула ворона,

дерево ль корнями проскрипело,

или туча платьем бальным белым

зацепилась за верхушку кроны…

Сонно от пространства отделившись,

кристаллизовавшись снова в тело,

я увидел, как душа блестела,

голубой воды небес напившись.

«Нас больше нет…»

Нас больше нет

в городе этом…

Падает свет

за силуэты

древних домов —

тянутся тени.

Всхлипами вдов

ветер осенний.

Легким дымком

по тротуарам

мы побредём

в городе старом.

Взгляд наш знаком

с обликом парка,

мы проплывём

жёлтую арку…

Вечер сожжён,

падает осень —

в чей это сон

вторглись без спроса?

Клёкот ворон

в доме барачном —

чей это сон?

В хламе чердачном

ветхий портрет —

чьи это лица?

Их больше нет,

нам это снится…

«Лето маялось, билось изжогой дорог…»

Лето маялось, билось изжогой дорог,

и гудрон прилипал к башмакам,

отлетая от шин, ветер сыпал песок

мне в глаза и хлестал по бокам.

Было вольно и жутко, и всё решено.

Я себя не любил, не карал,

и уже был не здесь, и уже был давно

по ту сторону зла и добра.

В окружении века – пред глыбами плит,

в этом хаосе, рёве машин

был я счастлив, что жив, не забыт, не убит

и шагаю бездумно один.

По крупицам песка, по осколкам листвы,

тротуарам, расплавленным в воск,

вдоль жаровен кипящих людьми мостовых,

нёс я свой полыхающий мозг.

Было жарко безумно и всё решено…

Сумасшедшая музыка дня

наполняла азартом, и Некто – Иной

вёл незримой рукою меня.

«Я возвращусь в твою об