История, которая меняет
Илья Валерьевич Гальчинский
Стефан Майерс тот, который любил, но боялся в этом признаться.Стефан Майерс тот, кто играл и проиграл.Стефан Майерс тот, кто проиграл, но не сдался.Когда в твоей жизни есть люди, которыми ты дорожишь, можно восстать даже против смерти, но для этого надо поверить в себя.История Стефана Майерса. История, которая меняет…
Моему отцу посвящается.
Всматриваясь в причудливую ряску, еще не успевших опериться облаков, я раздумывал над двойственностью восприятия неба, Такого кажущегося безопасным со стороны земли и, в тоже время, вызывающего безотчетное трепетное волнение, когда огромная железная птица, бесстрашно рассекая просторы, несет нас сквозь длинную историю покоренных высот. Гамма цветов, начиная от бирюзы мартовских рассветов, томной синевы жарких июньских дней и заканчивая тяжелым свинцом февральских морозов, словно прелюдия в симфонии времени, щедро приоткрывает завесу тайн скрытых в глубинах, где подгоняемые розой ветров парусники небес, очарованные таинственной увертюрой жизни, преследуют собственные, не отмеченные ни на одной карте, горизонты.
Всякий раз, перед посадкой на самолет меня охватывает необъяснимый, гнетущий, вплетающийся в подсознание страх, а вслед за ним, приходит и шепот сомнений. Вероятнее всего это не более чем проявление той самой аэрофобии, перед которой даже у самых стойких и уверенных в себе храбрецов, закрадываются определенные нотки вполне объяснимого волнения.
Раздавшийся шелест привлек мое внимание. Рядом со мной сидела женщина азиатской внешности. Темные, густые волосы несколькими прядями спадали на хрупкие, маленькие плечи. В руках она держала раскрытый глянцевый журнал. Судя по несколько расслабленному выражению ее лица, она не вчитывалась, а просто просматривала целую серию небольших, но довольно качественных фотографий. Я невольно улыбнулся. Причиной этому был тот факт, что в силу своей профессиональной деятельности мое имя не раз проскальзывало среди всех этих заботливо отредактированных картинок и длинных черных верениц, аккуратно сложенных в определенном порядке, символов.
Над головами у пассажиров загорелся небольшой желтый круг. Это означало, что скоро нас ждет маневр. Я машинально проверил насколько надежно затянут мой ремень безопасности. Огромный, белоснежный авиалайнер начал неспешно ложиться на правое крыло. В самолете любое, даже самое незначительное событие сопровождалось для меня целой чередой неприятных ощущений. В такие моменты я начинал испытывать дискомфорт, от непроизвольного сжатия руками подлокотников и заканчивая легким тремором где-то в области коленных чашечек.
Как-то раз я поделился своими мыслями по поводу тревог перед полетами с одним приятелем, который варился в том же котле, крутился на том же поприще и жарился вместе со всеми нами в масле сплетен, выдумок и жажды хоть какой-нибудь сенсации. Его ответ звучал примерно так: «Стефан, а как много литературных гениев погибло в авиакатастрофах?» И выдержав вопросительно-театральную паузу продолжил: «Если ты собираешься стать первым, то очень прошу известить меня о своих намерениях заранее. Это будет просто сенсация». Успокаивая себя мыслями, что этой самой «сенсацией» я стану еще не скоро и что, по статистике, самолеты продолжают уверенно удерживать свое право называться самым безопасным видом транспорта из всех возможных, я еще раз подергал ремень безопасности и приготовился к посадке.
Тем временем мы начали снижаться, о чем пассажиров монотонным, совершенно лишенным эмоций голосом, известил командир воздушного судна. А за тем стюардессы, милейшие существа, которые словно очаровательные бабочки или сказочные аэро-феи, суетливо начали порхать между рядов, напоминая о скором завершении полета. Вежливо-деликатными прикосновениями они сноровисто проверяли верно ли пристегнуты пассажиры и поднимались в полный рост для того чтобы плотнее прижать и без того закрытые крышки, недостаточно вместительных багажных полок. Мы уже вынырнули из облаков, и я смог оценить все разнообразие открывшихся пейзажей вечнозеленого Рио де Жанейро. Удивительного курортного города, о