Другое. Сборник

Антон Юртовой

Антон Юртовой – независимый литератор и публицист. Живёт в Саранске. Возраст – 81 год. Склонен выражать себя в тематике культуры, эстетики и общественной духовности. Его прежние книги «Последний завет», «Миражи искусства» и «Гамлет и Маргарита» изданы в текущем, XXI веке. Новый изборник – своеобразный итог его литературного творчества. В книжном формате подавляющая часть представленных здесь текстов публикуется впервые.

Всё, в чём я сущ

Стихотворный срез

У истоков супертьмы

Поэма

Умолкни муза! Звонкой лиры струны

Бесчувственность всеобщая сгубила.

Мой голос, бывший ласковым и юным,

Теперь охрип, и в сердце боль вступила.

Кого мне петь среди долин подлунной,

Средь душ глухих и грубых,

мне постылых?

Отечество скорбит под властью скверны,

Стяжательством отравлено безмерным.

Луиш Важ де Камоэнс, «Лузиады»,

песнь десятая, октава 145. Перевод

О.Овчаренко

•

Я знаю: мир нестоек и безбожен;

следы на нём крошатся там и тут.

•

Остынет ласковое солнечное ложе,

в агонии дохнув вокруг себя

кроваво-красным,

беспощадным жаром;

рассветы и закаты навсегда от нас уйдут

к мирам иным,

где – прорва звёзд

поярче,

где смыслы бытия лишь в притяжениях

да в порушении того, что накопилось.

•

В последний раз, прощаясь,

улетая прочь

неведомо куда

и видя под собой

испепелённую,

вскорёженную,

скорбную

пустыню,

тоскливо и невнятно

прокурлычат

клинья

журавлиные.

•

Усохнут навсегда цветы, деревья,

водоёмы, травы;

и в бешенстве забьются

особи жирафов,

рыб, собак, жуков

и прочих тварей.

•

С людским же родом,

оскверняющим

земную твердь

и всё на ней и по-над ней,

а также и – себя,

ещё на много раньше

то печальное

должно произойти,

что относимо

ко множеству,

растущему

без цели и мотива, —

конец ему приблизят и ускорят

добавления

к его угрюмой,

бесконечно несуразной

численности

и гордыне

и полоскания

в разливах искушений.

•

Бесцветными окажутся

улыбки

и задатки детворы.

•

И томных дев не увлекут желания зачатий;

на нет сойдут для них

забавы и утехи

с мужами,

истрепавшими

себя

в блуде и в сладострастии.

•

И откачают головами старцы,

смиряясь перед тем,

что в юных

истощилось

радостное

родовое

семя.

•

Пригашенное яростное,

зубчатое

огневое пламя

гримасами

забвения и фальши

заскользит тогда

по полотнищам

знаменным.

•

И орды обречённых на безумие

гомункулов,

восстав, —

из отвращения

к их утеснённой,

горемычной

доле, —

властителей над ними —

предков тлена и пороков —

решатся

истребить…

•

Нет поворота вспять —

к былому,

к изначальному;

и не проявится лишь то,

что —

не рождалось!

•

Причин и следствий череда

в объятьях

мироздания

толкает к одному —

к погибели.

Себя рассудком

у роковой черты нам не дано принять.

•

Мы всё ещё заботимся о славе,

о том, что время

в мёде растворится

и нас обдаст живительной росой.

•

Уж эти росы, —

в ярких свежих каплях оседающие

по ночам

или с приходом зорь

избытки

испарений, —

так густо окропившие

стихи

и прозу!

•

Ещё в зародыше

иронией и пошлым пересудом

прожигается

поделенный на всех

утробистый

расчёт —

остаться в памяти

сменяемых

беспечных поколений

и – как бы дольше продержаться

там.

•

Горьки, бессмысленны

благие

упования!

•

Куда и для чего

манит нас

предстоящий срок?

•

Как будто в нём бы удалось кому-то

поверхность вечно смутных,

измождённых,

ломких

будней

подправить благоденствием и благолепием,

чему вразрез

уже

нельзя

воочию

не видеть

взрыхленную

в неостановимом

долгом истребленьи

матрицу

долин, полей, урем, —

когда-то над собою нас легко носивший

край

из ликующих просторов

и бессчётных

горизонтов —

отрада глазу

и грааль воспоминаний, —

по-детски розовый,

благословенный рай…

•

Под кров его убогий, одичалый

нам

теперь

стремиться —

с обожанием?

гордиться им —

без почитанья,

тупо,

слепо?

•

Усердие к тому

всегда копилось

в деспотах

и в их холопах,

на пики насаждавших

непоколебимый,

взвешенный,

отважный выбор.

•

Им – следовать?

•

Я – не берусь!

•

Туда ли, на вместилище алчбы,

раздоров,

ненависти,