Семь разговоров в Атлантиде

Михаил Успенский

Много разного, чудного и небывалого рассказывают об Атлантиде. И если вам так уж непременно хочется узнать, что же случилось с этой землёй атлантов в один день и в одну бедственную ночь – прочтите рассказ грека Главка, побывавшего в Атлантиде с помощью особого «тайного слова» и бывшего свидетелем почти всего. Да и не только свидетелем…

Успенский Михаил

Семь разговоров в Атлантиде

Недалеко от них живут атланты, полудикие эгипаты, блеммийцы, гамфасанты, сатиры и гимантоподы. Если верить писателям, атлантам чужды человеческие обычаи: они не называют друг друга по именам, смотрят на восход и заход солнца как на гибель для них самих и их полей, ужасно проклинают его и не видят во сне того, что остальные смертные.

    Плиний Старший.

…тогда, не будучи уже в силах выносить настоящее свое счастье, они развратились, и тому, кто в состоянии это различать, они казались людьми порочными, потому что из благ наиболее драгоценных губили именно самые прекрасные; на взгляд же тех, кто не умеет распознавать условия истинно блаженной жизни, они в это-то преимущественно время и были вполне безупречны и счастливы, когда были преисполнены духа корысти и силы.

    Платон

– Итак, вы уверены, что рассказ мальчика – не игра воображения? – Да, уверен. – Но ведь могло же быть, что он начитался разных фантазий и все это увидел во сне? – Нет, я этого не думаю… Профессор чуть улыбается…

    Ю. Шпаков, «Это было в Атлантиде»

1

– Кто будешь? Да из какой страны будешь? Мать и отец твои на имя кто? Как сюда, к воротам, попал?

– Зовусь именем Главк, из заморской страны. Матери-отца не помню, добрые люди воспитали и к делу пристроили. А прислан сюда неким незнакомцем.

– Как же ты моря переплыл, мосты миновал, неподкупную стражу подкупил?

– А никак не миновал. Повернул он меня трикраты, велел зажмуриться, а когда разожмурился – ввот он уже и ты передо мной в воротах стоишь. Ты, кстати, на имя кто будешь?

– Никак не зовут.

– Как это никак? У нас всех как-нибудь да зовут. Бывает, и имя-то так себе, срамота, а все равно зовут. Рабам, и тем клички дают для удобства. Может, и ты раб? Что же мне с тобой тогда речи вести? Я и так, без речей пройду… Эх!

– Никак не зовут.

– Как это никак? У нас всех как-нибудь да зовут. Бывает, и имя-то так себе, срамота, а все равно зовут. Рабам, и тем клички дают для удобства. Может, и ты раб? Что же мне с тобой тогда речи вести? Я и так, без речей пройду… Эх!

– Ну вот. Что, прошел? Или не очень? Ага, не больно-то прошел. У нас больно-то не расходишься. Болит лоб-то?

– Ой, болит. Кто же мне путь застит? Нету ничего. Может, тонкую бечевку натянули?

– Не бечовку. Никакую не бечевку. А валяется тут поперек дорожки одно словечко, оно и не пускает.

– Так бы и сказал, что заклято.

– Не заклято, а поперек лежит, пройти не велит. Ну что, берешь речи про раба обратно?

– Беру, беру.

– Нет, не так. Говори: не раб, не раб, но человек ворот.

– Не раб, не раб, но человек ворот.

– Вот так-то лучше.

– А что же ты мне имени назвать не хочешь?

– Нету имени. И не надо. Говори, зачем пришел.

– Пришел с товаром. Торговать пришел. Меняться, по-вашему. У нас товар, а у вас, говорят, купец.

– Где же товар? Не вижу такого. Руки пустые, ноги босые…

– В голове товар. Царю несу вашему.

– Царя у нас нет, а у нас вот кто зато есть: Держатель тверди да моря.

– И держит?

– Еще как держит. Топни-ка ногой. Не проваливается? Вот и хорошо. Держит, куда он денется.

– А у нас говорят: Калям-бубу землю держит на каменных руках.

– Глупости у вас говорят. Подумай сам хорошенько: как же может Калям-бубу землю держать, да еще море впридачу? А? Замучается!

– Не замучается, он бог.

– Не знаю, не знаю такого бога.

– Ну и плохо, что не знаешь. А вот если бы знал, да приносил ему жертвы почаще, он бы к тебе мирволил. Не торчал бы тогда у ворот на солнце.

– Сплюнь. У нас про него, гадину круглую, не поминают, а если и поминают, так сплевывают.

– Как же так? Оно же священное. Оно же у Калям-бубу из пуза выскочило, а за ним два арбуза. Без него, говорят, никакой жизни нет, одна тоска.

– От него