Поводырь

Сергей Павлович Петров

Перемены к лучшему

«Толя понравился мне сразу, еще в первом классе понравился. Смуглый, кудрявый, похожий на негра и цыгана одновременно. Я ведь был советским школьником, и судьба негров меня тревожила не меньше, чем отсутствие в гастрономе шоколадно-вафельных конфет «Гулливер». Негров угнетали, били на улицах Нью-Йорка палками полицейские негодяи. А я до сих пор не люблю, когда кто-то кого-то угнетает. Особенно когда угнетают негодяи…»

Сергей Петров

Поводырь

Как бывший следователь и прокурор, Петров не может не проникать в суть вещей. И, как радиоведущий, не способен молчать. Успешный розыск и арест нужных слов и мыслей для него – настоящее писательское счастье. А благодарность тех, кто эти слова увидел и услышал, – счастье уже человеческое.

* * *

Толя понравился мне сразу, еще в первом классе понравился. Смуглый, кудрявый, похожий на негра и цыгана одновременно. Я ведь был советским школьником, и судьба негров меня тревожила не меньше, чем отсутствие в гастрономе шоколадно-вафельных конфет «Гулливер». Негров угнетали, били на улицах Нью-Йорка палками полицейские негодяи. А я до сих пор не люблю, когда кто-то кого-то угнетает. Особенно когда угнетают негодяи.

Цыгане тоже к себе манили, хоть и воров среди них много, даже детей они, поговаривали, воровали.

Не выходи на улицу один, украдут цыгане!

Так предупреждала меня бабушка, когда я гостил у нее на Украине, в городке с чудным названием Александрия (креативные украинские власти его пока не переименовали). Ее утверждения не были беспочвенными.

Однажды я вышел на улицу, гулко ухали голуби, покачивались от ветра верхушки тополей, мимо меня табуном промчались цыгане, человек десять, и среди них шел босой белобрысый мальчик.

«Оба-на», – подумал я.

Однако они меня не украли. Я был шатен.

А еще мне нравился фильм «Цыган». Про Будулая. Храброго, справедливого цыганского мудреца, который мог дать фору в своих рассуждениях старому индейцу Дону Хуану, герою произведений Карлоса Кастанеды. Толя смахивал на Будулая. Такой вот интересный у него был типаж.

…Мы взрослели стремительно. И он взрослел стремительнее нас всех.

Толя, или Толян, как мы его называли уже в девятом классе, был весьма продвинут. Толя любил панк-рок. Он слушал радио «Голос Америки» и Би-би-си. Он открыл нам «Программу А». «Оба-ну» открыл и «Топ Секрет». Все новое мы узнавали именно от него.

– Вчера включаю ти-ви, – шептал Анатолий мне на уроке химии, – там трое из «Секрета»… они так мочат… такой трэш (в его исполнении «трэш» звучало, как «трэфф», Толя очаровательно шепелявил)…

Конец восьмедисятых – начало девяностых. В те годы я был дремуч в плане музыки страшно, в голове моей творился необычный музыкальный винегрет. Мне нравилась группа «Кино». Я почитал «Наутилус Помпилиус». В силу каких-то сентиментальностей преклонялся перед «Миражом» и «Ласковым маем». А кто такие «Секрет», я и знать не знал, несмотря на то что они тогда были достаточно популярны. Я слышал песню «Привет» и был убежден, что ее поет Скляр. Не из «Ва-Банка» Скляр, из фильма «Мы из джаза».

– По субботам, в девять вечера, – неоднократно уточнял Толян.

Слово его было весомо. Весомости слова Анатолия мог позавидовать любой партийный пропагандист.

По субботам. В девять вечера.

В означенный час я включил телевизор. Увиденное меня взбудоражило. То, что творили эти трое (Леонидов тогда покинул группу и уехал в Израиль), было за гранью добра и зла. Это выбивалось из общего формата, хотя такого термина ни радио, ни телевидение еще не знало. Это был плевок во все «песни года», вместе взятые. Программа называлась «Топ Секрет», выходила по Ленинградскому телевидению. Театр легкого панка и абсурда. Матом не ругались, про гениталии не шутили. Они просто шутили смешно. И драйвово.

Толян даже признался мне: «секреты» были в чем-то круче британских диск-жокеев, которых он слушал по радио Би-би-си. Сева Новгородцев, Джон Пил, Сэм Джонс, они были его кумирами, эти дяденьки, вещающие с Туманного Альбиона.

– Сэм Джонс и «Бабушкин сундук», – пропове