Зяблики в латах

Георгий Давыдович Венус

Офицерский роман. Честь имею

Георгий Давыдович Венус (1898–1939) родился в Петербурге в семье потомка немцев-литейщиков, приглашенных в Россию еще Петром I. В Первую мировую войну прапорщик Венус был дважды ранен и награжден Георгиевским крестом. Ужас революции вынудил его, как и многих соотечественников, бежать на юг и вступить в ряды Добровольческой армии. Дроздовский добровольческий офицерский полк, в который он попал, прославился своей храбростью на полях сражений Дона и Крыма. В 1926 году, уже в эмиграции, Георгий Венус и написал этот роман по воспоминаниям о тех событиях.

Георгий Венус

Зяблики в латах

© ООО «Издательство «Вече», 2017

* * *

Часть первая

(июнь 1919 – ноябрь 1919)

…Прошло еще несколько дней. На северную окраину Харькова со стороны Сумского шоссе налетели казаки, обошедшие расположение красных. Потом казаки вновь скрылись, и несколько дней в городе было тихо.

Но вот пали Изюм и Змиев. Над городом появились аэропланы белых. Бесконечные обозы потянулись по улицам.

11 июня обозы запрудили все переулки. 12-го под утро, когда под Харьковом загудела артиллерия, они метнулись к северу, а к полудню того же дня в Харьков вошли добровольцы.

Выступление из Харькова

– И повезло же вам, прапорщик!

– А в чем?

– В том, что вы не попали в офицерскую роту, в наш, так сказать, дисциплинарный…

Мой отделенный, прапорщик Дябин, быстро докуривал.

– Сейчас двинемся… Увидите, как через день гнать их будем. Эхма!.. Поддавай пару!..

Два батальона 2-го офицерского имени генерала Дроздовского полка выступали из Харькова.

Я был зачислен в 4-й взвод 4-й роты, которой командовал капитан Иванов, немолодой офицер с холеной черной бородкой. Когда, прибыв в роту, я думал подойти к нему и представиться, мой взводный, поручик Барабаш, меня остановил:

– Прапорщик, забудьте, что вы офицер. У нас чужими руками жар не загребают. Повоюйте-ка на положении рядового. Потом иначе говорить будем. А пока идите и прочистите винтовку.

Кажется, я даже вспыхнул:

– Мне, поручик, напоминать об этом не нужно.

Я подошел к козлам, поднял винтовку и вынул затвор.

Затвор блестел.

В 4-м взводе на положении рядовых было кроме меня еще несколько вновь поступивших офицеров. Мы еще не имели права носить форму Дроздовского полка – малиновые бархатные погоны и фуражку с малиновой же тульей и белым околышем; старые офицеры, особенно Румынского похода, нас как-то не замечали, и мы чувствовали себя не совсем на месте. В казарме мы жались возле стен. Играли в углах в карты. Но вот игральные карты легли на самое дно вещевых мешков. На выбеленных стенах остались надписи. Всякие. От лирических до трехэтажных…

– Молодэньки яки!.. – вздыхала у ворот женщина в рыжем платочке. – А яки с их…

Дальше мы не слыхали. Батальоны грянули песню.

* * *

…Над городом палило солнце.

– Скорей бы в вагоны. Жарко!.. – терял терпение прапорщик Дябин.

Прапорщик Морозов, мой сосед в строю, вытирал с лица черный от грязи пот.

– Ну и солнце, господи! – И вдруг, улыбаясь, он поднял лицо кверху.

Прапорщик Морозов, студент Харьковского университета, призванный во время войны, поступил в Дроздовский полк тоже только в Харькове. У него были голубые глаза, на которых тяжелыми складками лежали густые русые брови. Под тяжестью этих бровей глаза его казались глубокими и суровыми. Но теперь, когда, улыбаясь, он поднял их на окна, сплошь усеянные любопытными, они стали вдруг большими и восторженными.

– Коля, пиши!.. – Его провожала жена. – Коля, милый… – Она приколола к его фуражке белую розу. – Милый… Мой милый воин! – Потом, отойдя на несколько шагов, остановилась, любовно оглядывая его с головы до тяжелых солдатских сапог. – Возьмите, прапорщик, и вы… Пожалуйста! – уже мне сказала она, протягивая вторую розу.

Я воткнул розу в ствол винтовки.

– Смир-р-на! – скомандовал вдруг капитан Иванов, сразу же оборвав наши разговоры. – На пле-чо! Шагом марш!

Первыми от нас отскочили мальчишки, за три дня расплодившиеся продавцы цветов.