Назад к книге «Отчаянный марафон» [Евгений Мороков]

Дорога домой

Мы зашли в кафе на набережной. С трудом нашли свободный стол на четверых. Меню нам никто не принес, поэтому мы позаимствовали его у соседнего столика. Арчи, как единственный трезвый человек, побежал по горячему, а я с Ариной выискивал знакомые слова, связанные с алкоголем. Через три минуты подошла официантка Ольга. На вид ей было около тридцати. Вторая молодость, или первая старость. Время осознания серости жизни, разбитых надежд и пустоты на дороге. Она была маленькой, худенькой блондинкой с измученными круглыми голубыми глазами, раскидывала подносы по столам, словно пиццмейкер раскидывает заготовки пицц в печь. Оливкового цвета кожа говорила о карьере, стартовавшей с самого первого дня сезона. Это также можно заметить по изношенным балеткам на варикозных ногах. Ничто так не убивает молодость, как бессмысленная физическая работа.

Мы с Ариной заказали бутылку коньяка «Коктебель», литр морса, салаты и нарезку. Арчи взял себе пасту, салат и молочный коктейль. Официантка лихо расправилась с шариковой ручкой, отправив ее прямо в изношенный фартук, затем скрылась за обшарпанными стенами заведения. Мы сидели на летней веранде, наблюдая за колоннами людей, движущихся в неизвестном направлении. Суета царила повсюду. Разодетые в супергероев молодые парни развлекали детей, опустошая кошельки их родителей благодаря одной фотографии за двести рублей. Пожилые женщины предлагали крымские сувениры в виде расписных камней, массивных ракушек, мелких магнитиков и местных трав. Юные девушки торговали более ходовым товаром. Они закидали деревянные самодельные столы дешевыми игрушками, мыльными пузырями, электронными браслетами и яркими футболками. Деньги переходили из рук в руки. Для кого-то отдых, для кого-то кропотливая работа.

Арчи прервал наблюдения своим звонким голосом, задав вопрос сестре, вернув меня обратно к столу: «Рин, ты взяла себе сегодня выходной?» Мы выпили уже по две рюмки коньяка. Арина, младшая сестра Арчи, сидела напротив меня рядом с братом. Ему двадцать три, она на два года его младше. Брат и сестра, похожие лишь тем, что у обоих маленькие острые подбородки, черные, как уголь в сырой печке, глаза и не по сезону загорелая кожа.

Арина работала в одном из десятков заведений, раскинутых вдоль моря. Каждое из них походило на предыдущее. Летняя шоу-программа, полуголые танцовщицы у входа, востребованная музыка и завышенные цены в баре. Это был ее третий сезон на песках города Феодосии. Она приезжала сюда в середине мая и возвращалась домой в начале октября. Из-за бумажек, в которых мы все так нуждаемся, приходится идти на жертвы. Она отдавала все, что у нее есть, – себя. Она жила в рабских условиях, проводя соленые теплые ночи в убитом спортзале, где стояли десятки двухъярусных железных кроватей, бегали тараканы, а по ночам пищали крысы.

Спортзал брали в аренду на весь сезон, чтобы разместить там сотрудников четырех заведений. Никто не следил за условиями человеческого существования. Люди всего лишь единицы, они рабочая сила. Если тебе не нравились ободранные потолки, прогнившие доски под ногами или грязные окна, через которые по утрам пробиваются яркие лучи, показывая всю мерзость твоего существования, то проваливай к черту. Это знали все, поэтому многие приезжали сюда, отрабатывали один сезон, иногда и половину, и сбегали сломя голову. Работа официанта одна из самых омерзительных работ нашего времени. Но несмотря на все унижение, а в курортных городках это именно унижение, ибо приезжие чувствуют себя властелинами этого мира, размахивая купюрами, швыряя грязной посудой, выстреливая колючими матами в изнемогающих и без того униженных людей, они все равно просыпаются и спешат на работу. У всех ребят собственная история, личные причины, семейные обстоятельства, почему они все это терпят и улыбаются по вечерам в надежде получить на сотку больше. Арину здесь держала оплата учебы, помощь безработной матери с младшей трехлетней сестрой, да и откладывать деньги надо, ведь зима не за горами, а в дождливые зимние дни работы нет. Мы все к чему-то или кому-то привязаны, а тот, кто кричит о свободе, является самым наст