Подкосились

Перов В. Г., «Возвращение крестьян с похорон зимою», начало 1880-х.

Павел Царь и брат-Ванюха,

Хлеба скушавши краюху,

Нет особых дел пока

Оба дали храпака.

Трон заняв в удобной позе,

Павел был лицом серьёзен.

Сдвинув брови к носу, он

Погрузился в третий сон.

Под Царём у трона ножка

Заскрипела вдруг немножко.

Громко охнув два раза,

Павел выпучил глаза:

«Что за шум? Неужто воры?

Ой! Теряю я опру!

Для Царя плохая весть.

Помогите с трона слезть!»

Хоть и крепко спал он, тут же

Ванька криком был разбужен:

«Напугал, едрёна вошь!

Что ж ты, право, так орёшь?

Ты спросонья что ль во блажи?

Ну откуда взяться краже?

Сам себе не дав покой,

Обломал мне сон такой.

В коем разе, бляха муха,

Спал в обнимку я с Варюхой.

Уж хотел к её устам

И другим каким местам.

Лишь сложилось всё неплохо,

Тут ты, Паша, и заохал.

Сна того, где благодать,

Видно, больше не видать».

Находясь спросонку в страхе,

Павел-Царь в ночной рубахе,

Хоть и был напуган он,

Заглянуть решил под трон:

«Я ль его качнул, не я ли,

Ножки всё же устояли.

Только в чём же их хандра,

Разобраться, Вань, пора.

Пять годов ведь будет в мае,

Как я трон-то занимаю.

Хоть хорош для сна причал,

Ножки всё же раскачал.

А они, Ванюша, вроде

Все в берёзовой породе.

Для спокойствия-то лба

Их точить бы из дуба, —

В трон себя вернувши вяло,

Царь залез под одеяло

И продолжил: —

Хоть всея,

Как ни глянешь, смертен я.

А хотелось бы беспечно

Восседать на царстве вечно,

Всё в избытке было чтоб

И послушен был холоп.

Будь всё так, людям, к примеру,

Возвернул в себя бы веру.

За два года не берусь,

Но в стабильность ткнул бы Руссь.

Раз пока с бессмертьем плохо,

До последнего лишь вздоха

Средь сиих россейских мест

Мне нести царя-то крест.

Я вот тут подумал, Ваня,

Средь холопов вдруг смутьяне?

Не взялся ль какой урод

Учинить переворот?

Эх, не быть от них житья! Мы

Из дворца – под снегом ямы.

Прогуляться б по снежку,

А свернёшь себе башку.

Сочиняет, слышал, кто-то

Про меня, Вань, анекдоты,

Ну а кто, чиня урон,

Норовит спереть и трон.

Я и так уж, мать их в душу,

И приветлив, и радушен,

Без смешков же, мать ети,

И по царству не пройти.

Выявлять скорее надо

Меж холопов этих гадов.

Царь всея – не волопас.

Нынче ж сам издам Указ,

Что Царю не сдали к сроку

Кое-кто из них оброку.

Будет точно делу прок,

Намекну коль на оброк.

Вот тогда с мово обмана

И объявятся смутьяны.

Только свой откроют рот,

Тут ужо их в оборот.

Я доселе хоть не строгий,

Посидят пускай в остроге.

Ведь давно они пусты.

Как глядишь на это ты?»

«Хоть пуглив ты, Паша, лишку,

Есть у нас таки людишки, —

Коль прервался сон пока,

Слез Ивашка с сундука. —

Раз мозги твои, Паш, в зуде,

Значит, сна уже не будет.

За сие не обессудь,

Загляну в проблемы суть.

Ни пройдёмся, Паша, где мы,

Всё вершим с тобой тандемом.

Что б ты делал, каб не я?

Вот что значит, Паш, семья!

Мы ж Указом год за годом

Три шкуры дерём с народа.

Но теперьча повод есть

Драть не три шкуры, а шесть.

Не была жизнь мёдом чтобы,

Все ровняют пусть сугробы

Во дворах своих и вне,

И как есть по всей стране.

А чтоб больше негатива,

Установим нормативы —

Чтоб скорей хватил всех шок,

Пусть ровняют на вершок».

Царь заметно двинул усом:

«Где ж им взять-то столь ресурса?

Сколь границ у нас в стране,

Не объехать на коне.

Ведь не всё в хозяйствах ладно —

Всяк теперьча безлошадный.

Будь хоть каждый, Вань, ретив,

Не поднять им норматив».

«Что ж ты, братец, снова в ахи?

Ты ж не вор и не на плахе, —

Ванька снова в нужный слог,

Тыча пальцем в потолок. —

В том и есть моя затея.

Пусть людишки попотеют.

Ведь не всяк к работе рьян,

И увидишь, кто смутьян».

«На вечерних перепевках, —

Павел вновь, – кака-то девка

Под частушечный напев

Голосила громче всех.

Все слова её безбожны.

Разобрать хоть невозможно,

Голоском своим звеня,

Пела вроде про меня».

Ван