Девушка по имени Ануир
Виктор Улин
Любовь и желание – два чувства, которые влекут мужчину к женщине. Чем движет желание, к чему приводит любовь? Может ли что-то восстановить порядок в распадающейся на части жизни несчастливого мужчины и перевернуть все нужным образом? Что лучше: жить без любви или умереть с любовью? Об этом невольно задумается читатель, прочитав четыре рассказа. © Виктор Улин 2007г. – фотография. © Виктор Улин 2019г. – дизайн обложки.
Черт побери
– Черт побери!..
Я, кажется, произнес это вслух.
Но не шлепнулся на асфальт, не повторил неповторимый трюк из несравненного фильма.
А встал, как столб.
Вообще-то я шел в супермаркет. Очень быстро, стремясь поскорее обернуться туда-сюда и снова сесть за компьютер, от которого меня оторвала жена утром воскресного дня.
Шагал, пряча глаза от солнца и глядя только под ноги – точнее, не глядя никуда, поскольку через этот двор ходил почти каждый день. И мог идти хоть зажмурившись, хоть в полной темноте, хоть задом наперед.
Но сейчас вдруг едва не споткнулся обо что-то черное, появившееся на пешеходной дорожке – вздрогнул, остановился и понял, что на самом-то деле передо мной ничего не лежит. Просто по ровному асфальту скользнула черная тень от чего-то, находящегося между землей и солнцем.
Я вскинул голову – надо мной плавал коршун.
Большая красивая птица: коричнево-пятнистая, с длинными крыльями и по-рыбьи раздвоенным хвостом. Она частенько появлялась в этих местах.
Мы жили в новом высоком доме, откуда открывался обзор на все лежащее внизу до самого горизонта. С нашего балкона коршун, летающий над кварталом, казался размером не больше вороны и лишь, сейчас, когда он скользил вдоль крыши старой пятиэтажки, а я стоял на земле, стало ясно, какой он огромный.
Совершая вираж, хищник мелькнул мимо окна и я отметил, что крылья его перечеркнули переплет от угла до угла. Наверняка он раскидывал их метра на полтора – хотя глядя снизу я мог ошибиться. Но окна этого дома были одинаковыми везде и на всех этажах, и не требовалось задирать голову к небу, чтобы определить их размеры.
Я опустил глаза пониже, и…
И вот теперь-то как раз чуть не сел на асфальт. Потому что увидел…
Ничего особенного вроде бы не увидел.
Передо мной высилась стена, сложенная из кирпичин белого, желтого, розового, красного, оранжевого, серого и еще черт знает какого цвета. Справа покачивались ветки безнадежно сухого дерева. Слева торчали облупленные железки балкона. Посередине сияло распахнутое окно второго этажа.
А в окне стояла женщина.
Примерно ровесница моей тещи. Если мне предстояло пережить двадцать пятый день рождения, а жена в марте отмечала свой двадцать третий, то ей исполнилось… Впрочем, мне никогда не приходило в голову думать о тещином возрасте; мысли о ней сводились к благодарности за то, что они с тестем подарили нам квартиру и избавили от радости видеться чаще раза в квартал.
Во всяком случае, свою милейшую тещу я никогда не воспринимал как существо противоположного пола.
Но эта женщина в окне.
Эта женщина в окне… Стояла в четверть оборота на фоне темного проема – правым боком ко мне – и занималась сразу несколькими делами.
Левой рукой держала отворенную раму, правой протирала стекло, одним плечом прижимала к уху телефон.
Тем же самым или чем-то подобным, конечно, занимались все женщины, живущие во всех окнах всех домов. С середины каждой весны до середины каждой осени они без устали мыли, драили и натирали свои сияющие стекла.
И я не задержал бы на ней глаз дольше секунды: прикинул длину оконной диагонали, восхитился размахом коршуна и пошел бы дальше в магазин – если б не одно обстоятельство.
Которое переворачивало привычную до оскомины картину и ставило ее с ног на голову.
Или на какое-то иное место: женщина была голой.
Такой же голой, как дерево под ее окном.
В этом тоже не было ничего особенного.
Моя жена, переодеваясь на выход в люди, могла подбежать к окну в одних чулках и без лифчика, чтобы быстро ширкнуть вдруг замеченное крошечное пятнышко на недавно вымытом стекле.
Но с одной стороны, мы все-таки жили на шестнадцатом этаже. А с другой, жена к окну им