Один мой друг пишет книгу, ничего не придумывая: внимательно смотрит по сторонам и переносит на бумагу бесчисленные тонкости отношений, возникающих у людей друг с другом или с миром вокруг. С его точки зрения, моя книга может показаться сборником страшилок, придуманных историй, сказок – ведь именно так и называется, «Страшненькие сказочки на ночь». Легкое чтиво, одним словом.

…Но знаете, настоящего в этой книге куда больше, чем придуманного. Как отличить одно от другого? Легко.

Когда будете читать, то поймете, что внутри отзывается только оно, настоящее.

P.S. Читайте книгу на ночь, лучше вслух – это самый лучший способ получить от нее самое большое и страшное удовольствие;)

* * *

Говорят, если подойти к зеркалу в сумерках и глядеть в него, не отрываясь, изображение начнет искажаться и пугать вас. Если не останавливаться и продолжать смотреть, то в какой-то момент все успокоится. А потом в зеркале отразитесь такой вы, каким стали бы, если бы с вами случилась вещь, которую вы больше всего боитесь.

Говорят, страшнее всего увидеть в этот момент свое привычное лицо.

Кладбищенская сказочка

Мамочка, здесь, под землей, всегда тихо. В могиле даже уютнее, чем наверху – ничего не слышно, можно дремать, смотреть сны, такие яркие, что после них долго не можешь прийти в себя: ошарашенно смотришь на темноту вокруг и думаешь – как я здесь оказалась? А сон медленно-медленно, как леденец во рту, тает, оставляет привкус чувств, забытых, сочных, живых.

Большинство не любит подниматься наверх. Лично я считаю, что это нестрашно и даже волнительно. Можно целый день в году провести под небом, погулять по кладбищу, поговорить с такими же, как ты, высунувшими нос на поверхность. Даже на живых можно посмотреть! На переломе октября с ноябрем уже холодно, они редко бывают у нас подолгу, поэтому каждый живой – долгожданный гость: на него смотрят, перешептываются (будет что вспомнить!) а он не видит, но ежится, будто чувствует взгляды, уходит быстро, суетясь.

Вот бы однажды увидеть тебя, мамочка.

Для меня подниматься к серому тусклому небу – радость, но мало кто это делает, потому что приходится возвращаться. К закату солнца тебя начинает медленно и неотвратимо тащить назад, и ты беспомощно возвращаешься к своей могиле и погружаешься в плотную ледяную землю, по капельке, неторопливо. И такое ощущение, как будто снова умираешь – пронзительно одиноко, тоскливо и холодно. Мне кажется, что день наверху стоит того, чтобы снова умереть к закату, но большинство так не считает. Поэтому нас, гуляющих наверху, совсем немного. И мы, конечно, стараемся держаться вместе. В одиночестве гулять по кладбищу жутковато.

Некоторые могилы совсем пустые. Говорят, что те, кто в них лежат, как-то просто взяли и приняли свою смерть, смирились с ней и исчезли. Куда – непонятно. Я знаю точно, что их тела лежат в земле, а сами они где-то далеко-далеко. Такие, как я, им немного завидуют – мы-то как раз смириться со своей смертью не можем, поэтому и остались тут. Не знаю, как другие, но я изо всех сил стараюсь… и все не могу принять это как данность. Ну как, как могло получиться, что этот человек, который навел на меня оружие, взял и выстрелил? Мне очень грустно, мамочка, что тебе пришлось это увидеть. Может быть, если бы мы могли хотя бы раз встретиться и поговорить, если бы ты пришла и успокоила бы меня, сказала: «Оленька, хватит уже цепляться за старое, впереди столько нового», как ты всегда мне говорила, может, тогда я бы улетела отсюда облачком.

Но…

Но ничего, мамочка, мне еще повезло. В земле много таких, которые вообще не понимают, что умерли. Их слышно еще издалека – когда таких вносят на кладбище, никто из живых и не слышит, что покойник заходится криком от ужаса: «Почему вы положили меня в гроб, почему вы принесли сюда, почему опускаете в землю, не надо, родненькие, я же живой, пожалуйста!».

Но его слышим только мы, и мы ничего не можем сделать – таким даже не объяснишь, что с ними случилось. Это надо понять самому. Бывает, они годами кричат: подходишь к могиле и слышишь это надрывное, надсадное: «Помогите, я не хочу здесь быть!». Почти все новенькие через