13 историй о любви и боли. Рассказы

Любовь Аяме

Любовь приходит из ниоткуда, когда вы ее не ждете, когда вы к ней не готовы, и забирает все. Оборотень и дворецкий, командир самолета и второй пилот, король и жрица, дочь фараона и цеховой инженер, дева щита и инквизитор в тринадцати рассказах о сожалении и чувствах, за которые приходится дорого заплатить.

13 историй о любви и боли

Рассказы

Любовь Аяме

© Любовь Аяме, 2017

ISBN 978-5-4485-0453-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Волчье сердце

Елена проснулась в грязи и осенних листьях. Голова кружилась, во рту было прегадко. От разгоряченного тела валил пар, но солнце уже начало вставать: лес плавал в предрассветной дымке. Елена попыталась сесть, она упала. Уперевшись локтями в землю она все-таки села, кренясь на бок. Все казалось ей размытым и, что самое неприятное, незнакомым. Она принюхалась: острый лисий след, гниющие мыши в совином дупле, далеко, у ручья – олений помет. А еще коричневатый след табака Густава, зеленая отдушка его туалетной воды.

Хорошо. Густав здесь. И в термосе у него… Елена напряглась. Какао. Отлично. Значит, можно еще полежать.

– Что же вы так, мадам, – мягко укорил ее Густав, подходя ближе. Листья у него под ногами оглушительно шуршали. – У вас же есть лунный календарь, почему вы на него совсем не смотрите?

– Встфгл, – ответила Елена и выплюнула гусиный пух. С локтя у Густава свисало сложенное одеяло, в которое он укутал Елену. Из кармана Густав достал платок и, послюнив его, вытер ей лоб. Елена благодарно лизнула его в руку.

– Сейчас вы очень милы, – сказал он, – но продолжаете драть гусей. Вставайте, мадам.

Густав схватил ее подмышки и потянул вверх. Одело соскользнуло на землю, оголяя бледные исцарапанные ноги. Елена кое-как встала, но ступни все время смешно выворачивались. Она никак не могла вспомнить, как ходить на двух ногах, смутно припоминая, что на четырех было удобнее.

Густав подхватил упавшее одеяло и снова старательно укутал Елену. Елена уперлась лбом в плечо Густава и стояла, покачиваясь и разглядывая свою ладонь. Ногти были обломаны, под них забилась то ли кровь, то ли грязь.

– Вы… вымой меня, – пролаяла она и откашлялась, выплюнув еще клок пуха. – Дома. Домой.

– Как скажете, мадам, – согласился Густав и, перекинув руку Елены себе через плечи, повел ее к машине. Когда Густав открыл перед ней дверцу, Елена юркнула внутрь. Ей захотелось забиться под сиденья и свернуться там клубком, но она пересилила себя. На сиденье. Как человек. Люди сидят наверху, а не на полу. Важно это помнить.

Густав сел за руль и снял фуражку, которую аккуратно положил на пустое переднее сиденье. Водил он тоже очень аккуратно, выруливая по размокшим осенним дорогам из леса на асфальтовую аллею, обсаженную тополями. Закутавшаяся в одеяло Елена смотрела в окно, где мелькание деревьев сменили поля, голые и скучные. Среди распаханных полос жирной коричневой земли, похожей на застывшее фондю, скакали вороны.

В машине плохо пахло, Елене тяжело было переносить автомобильный смрад. Чем только не пичкали эти заводные игрушки, чем только не мазали. Она чувствовала себя замурованной в шахте, посаженной в бочку со смолой и брошенной в керосиновое море. Борясь с тошнотой Елена смотрела в окно, на поля, на дома с красными крышами, и медленно забывала, как хорошо быть волком.

Елена перевела взгляд с далеких деревьев, уже совсем облетевших, на щеку Густава, на его карий глаз с длинными ресницами, руку в черной перчатке, лежавшую на руле; все, что она видела из угла салона, в который забилась. Когда он садился за руль, то всегда снимал костюм дворецкого и надевал форму шофера. Он делал это для того, чтобы люди не спрашивали, почему в поместье так мало слуг.

– Срежь через мельницу, я мерзну, – требовательно сказала Елена, когда они въехали в город.

– Как скажете, мадам, – Густав опустил руку к рычагу. Он переключил сцепление, когда въезжал на тряский каменный мост.

Слуги не удивлялись, почему Густав по утрам