Назад к книге «Белый павлин» [Кира Александровна Щукина]

Белый павлин

Кира Александровна Щукина

Три женщины, три голоса, три судьбы. Бабушка, мать и дочь. И, по извечной российской традиции, мужчины, которые уходят и не возвращаются, будь то отцы или возлюбленные. Прошлое смешивается с настоящим, довоенный Ленинград просвечивает сквозь современный Питер, и медленно, завораживающе, словно пышный хвост белого павлина, разворачиваются перед читателем воспоминания о том, что уже было, и мечты о том, что могло бы быть – но будет ли? Содержит нецензурную брань.

Все персонажи являются вымышленными

и любое совпадение с реально живущими

или жившими людьми случайно.

– Ну и когда ты уезжаешь?

– Через неделю.

– И куда? Я забыла.

– В Чехию, мама.

– И где я буду жить?

– Я же тебе говорила, ты будешь жить у Любы.

– Я не жила у Любы. Все прошлое лето я жила у Маргариты.

– Мама. Прошлым летом ты жила у Маргариты неделю.

– Нет! Я прожила у Маргариты все лето!

– Когда я уезжала прошлым летом, ты жила у Любы. Месяц жила у Любы.

Сашуня поджимает губы и не верит.

– Сашуня, ты прошлым летом жила у меня.

– Ну может быть… А где я буду жить у тебя?

– На лестнице будешь жить. Или в подвале. Хочешь, будешь жить в подвале?

– Не говори ерунды!

– На чердаке еще можно. Я отдельный лифт проведу. С восьмого этажа в подвал. Буду тебе еду в мисочке спускать.

– Хватит трепаться. Я уеду в Пушкин.

– И что ты там будешь делать?

– Ну как что? С Надькой буду в рынок ходить. И на концерты.

– Сашуня, я вывезла из твоей квартиры все. Там ничего нет. Ни постельного белья, ни посуды, ничего.

– Ну и что!

– Я не повезу все это обратно, понимаешь? И у меня там люди живут.

– Выгонишь.

– Ну конечно. Я на месяц их выгоню, а где я потом новых жильцов найду, а?

– Или пойду жить к этой… Как ее…

– К Евгении Петровне? Мама, ну как ты к ней пойдешь, если ты даже имени ее не помнишь?

– Свекровь моя предлагала пожить на даче.

– Я с твоей Марьиванной на даче жить не буду!

– Она не Марьиванна, а Валентина Николаевна! И я не предлагаю тебе жить на даче. Меня беспокоят вопросы эвакуации. Я жить на даче не хочу. Я ж там свихнусь в этом прекрасном обществе.

– Да я сама с тобой жить не хочу.

– Начинается. Не хочешь – не надо. Пойдешь в подвал.

– Марта, а когда ты уезжаешь?

– Через неделю, мама.

– А куда?

– Мама, я тебе говорила об этом пять минут назад. Я уезжаю в Чехию. К Машеньке и Виталию.

– А где я буду жить?

***

Здравствуй, мама!

Так тяжело писать письма, я так неожиданно отвыкла. Бесконечная деловая переписка и бесконечно думаешь о стиле. А не слишком ли фривольно? А не слишком ли грубо?

Как у тебя дела? Как вы там отдыхаете – не отдыхаете?

Мы живем хорошо, и новостей у нас практически нет. Я иногда хожу на работу, иногда гуляю с бабушкой. Она ведет себя хорошо – ну, насколько это возможно. Идти с ней по улице – потрясающее ощущение. Она хает всех. Посмотри, какой он толстый! А эта – корова! и ножки тоненькие. А живот какой у него огромный! А эта – вырядилась! А ноги-то кривые! Невозможно. Немыслимо. И только собаки и маленькие дети ей нравятся. Посмотри – как куколка! – на младенца, которого несут на руках. А у твоего мужа – живот ого-го-го! сообщает она мне. Можно подумать, я не знаю.

Вчера она говорила про кладбище. Ты же обещала меня туда свозить! сказала она. – Ну да. Но тебя же свозила мама! – Ну и что? А цветочки посадить? – Какие цветочки?! ведь сейчас уже август! – А фотографию приклеить? – Вы же приклеили, когда ездили с мамой! – Нет!

Мама, напиши мне, пожалуйста, приклеили вы эту фотографию или нет. Потому что бабушка уверена, что нет. Или просто не помнит ни черта. А потом она мне сказала: – Вот когда я умру, ты и ко мне на кладбище не придешь! – И я поступила подло, по-свински. Вспомнила все наши разговоры и спросила у нее: – А ты много к своей матери на кладбище ездила? – На этом наша беседа была закончена. Удивительно: деменция, не деменция, любые изменения сознания и восприятия – но человек в этом состоянии точно находит ту точку, в которую нужно ткнуть, чтобы вы