Француз

Гумер Каримов

Повесть «Француз» известного писателя Гумера Каримова – это небольшое связующее звено между двумя его значительными произведениями: «Девять жизней» и «Пробуждение Тейде». Читателям, уже успевшим полюбить предыдущие книги, наверняка понравится эта. Хотя бы уже из-за масштабного хронологического и географического объёма происходящего: от пушкинского времени до наших дней и от городов провинциальной глубинки до пышных европейских столиц. А ещё – встреча с прекрасным слогом и стилем Литературы с большой буквы.

Гумер Каримов

Француз

1. Евгений Алексеев

Когда едва живой от усталости старенький чахоточный паровозик, пыхтя и задыхаясь, подогнал состав к вечно грязному вокзалу станции Уфа, из вагона второго класса с лёгким саквояжем в руке вышел высокий стройный юноша в студенческом мундире и в фуражке с голубым околышем. Мундир, характерная худоба, а также необыкновенная бледность его лица, особенно контрастировавшая с грубым загаром местных уральских жителей, выдавали студента столичного университета, прибывшего на каникулы к родителям. На станции молодого человека поджидала лёгкая коляска, запряжённая гнедой кобылкой. На козлах сидел четырнадцатилетний возница, подвижный черноглазый башкирёнок Юлай, почтительно приветствовавший молодого барина лукавым взглядом и широкой улыбкой.

– Сильно много худой стала наша молодой барин. Сильно много отдыхай надо, кушай надо, кумыс надо.

Усевшись в коляске, блаженно вытянув ноги, Евгений велел быстро ехать.

– Ехай нельзя, однако, – возразил возница. – Полина ждать надо. Твоя папенька послала. Велела магазин ходить, товар купить.

Пришлось ждать. Евгений огляделся. Никаких перемен не случилось здесь за время его отсутствия. Да и что могло случиться в этом богом забытом краю? Та же грязная привокзальная площадь, толпы бедного, всё больше местного люда, раздетого и разутого. Два-три сюртучка мелькнёт в толпе на господах, спешащих куда-то с озабоченным видом, или многодетная пара с чемоданами суетится у лавочки. Вышел из вокзала какой-то важный тучный господин с дамой – высокий и прямой, точно проглотивший жердь. Сели в коляску, уехали.

«Какой-нибудь местный столоначальник или попечитель гимназии», – подумал с усмешкой Евгений.

Сразу за площадью вокзала круто вверх пошла холмами Уфа. Хаотично прилипли к горе бедные маленькие домишки с бельевыми верёвками и убогим бельём, вырубленные в каменистой земле ступени… Здесь ютились рабочие железнодорожных мастерских и разный прочий люд. Евгений с неудовольствием отвернулся.

– Что папенька с маменькой, Юлаюшка? Здоровы ли?

– Маменька – нищаво, здоровый. Папенька совсем больная стала, трубка много курит, сильно много кашляет, с палка ходит шибко еле-еле.

У Евгения сжалось сердце и от сострадания к старикам, и от стыда за свою сыновнюю невнимательность.

Единственный наследник бедного помещика Николая Петровича Алексеева и супруги его Александры Тихоновны, в девичестве Тумановой, Евгений вот уже два года проходил курс юриспруденции в Петербургском университете. Довольно ветреный юноша учился средне, звёзд с неба не хватал, зато отдавал должное студенческим пирушкам и балам, что ложилось тяжёлым бременем на тощий кошелёк папаши. При этом отпрыск не баловал стариков вниманием, писал редко и коротко, летние каникулы считал вынужденным и скучным обязательством, а на рождество или на святки не приезжал совсем. Впрочем, такова участь большинства родителей на земле, и Евгений наш был вовсе не оригинален, что, конечно же, не мешало Николаю Петровичу и Александре Тихоновне горячо и нежно любить единственного сына, выкраивая последние гроши на его учение. Сам Николай Петрович происходил из богатого и крепкого рода уральских заводчиков Алексеевых, и отцу его от деда досталось огромное наследство на Урале. Но тот, будучи страстным игроком, пребывая всё время в Петербурге и за границей, быстро промотал всё состояние, проживая десятки тысяч в год. Заводы ушли за долги, чудом сохранилась лишь небольшая деревушка Алексеевка под Уфой.

Николай Петрович почти не видел своих родителей, ибо воспитывался всё время у бабушки, характера был