Неистовство
Екатерина Александровна Фролова
Он любит её. А ещё её любят другие. И эти другие злятся из-за того, что она не любит их. А он не злится, принимает такой, какая есть. Думает, что сможет её приручить и станет надёжным спутником на всю жизнь. Он ошибается, как и его предшественники. Но если те, другие, уже поплатились за свою ошибку, то что ожидает его?
Ты вольная птица, ты кошка, которая гуляет сама по себе. Ты не дружишь с математикой, гуманитарный склад ума не позволяет тебе быстро перемножать двухзначные числа. Да и разве тебе это нужно? Косинусы, синусы, тангенсы, котангенсы… Ты знаешь всё о своей тёзке, которая переписывалась с Вальтером и славилась любовными похождениями, и при этом не умеешь считать. Ах, моя маленькая девочка, моя невероятная Катенька. Я научу тебя считать, я вобью в твою голову математические формулы, лишь бы ты…
Лишь бы ты меня любила.
Первое
Ты помнишь, это было прошлым летом,
Оно нам прилетело от любви.
И мы, как дураки, смеялись в небо,
В ответ не слыша смех из-под земли.
Она возникла в моей жизни совершенно неожиданно и, я бы даже сказал, нежелательно. Она влетела внезапно, словно воробей в форточку, и поставила всё вверх ногами, но так изыскано, так элегантно, что я этого сперва и не заметил.
Девочка как девочка. Еле приметная, тихая, невзрачная. Любой другой сразу бы заподозрил неладное. Но не я. Я раньше с такими не сталкивался. Мне казалось, если молчит, значит, зануда, если смеётся, значит, интересная, если решительно отстаивает своё мнение, значит, уверенная в себе, то есть лидер.
Эта мне сразу показалась тихоней. Я бы даже с такой связываться не стал. Вокруг меня всегда были девочки решительные, смелые, сами подходили, сами знакомились и… сами уходили ни с чем. А Катя всё молчала, кивала покорно своей хорошенькой головкой с тоненькой косичкой и тяжко вздыхала. Повздыхав немножко, опускала свой жёлтый антихристский взгляд в книжку и, скрипя большими зубами, переходила к следующему упражнению.
Это всё мама. Мама попросила меня позаниматься с соседской девочкой алгеброй, потому как у неё, видите ли, нелады с математикой. То что «нелады», я понял сразу. Она не знала ни одной формулы. Не понимаю, как она вообще смогла доучиться до одиннадцатого класса, да ещё и с «четвёркой». Точнее теперь понимаю, но об этом чуть позже.
Просидев с ней чуть больше часа, почувствовал, что устал до чёртиков. Честно говоря, эта тупоголовая Катя, не способная отличить производную от производства, мне порядком надоела. У меня уже была назначена встреча с Колдиным, одноклассником и другом детства, который задолжал мне пачку сигарет, из-за чего я не стал покупать курево и теперь жутко хотел никотина, а больше всего хотел избавиться от Кати.
Но тут эта невероятная девочка, посмотрев на меня уставшими совиными глазами, пробормотала:
– Может, ну её, эту математику?
Я радостно согласился. Матери сказал, что провожу девчонку и вернусь. На деле я никого провожать не собирался, думал, что выведу Катю из подъезда и помчу к Колдину за сигаретами. Но получилось всё иначе. Из подъезда Катя выходить не торопилась. Она остановилась на лестничном пролёте между вторым и третьим этажом и совершила непонятный жест рукой, намекая, чтобы я шёл куда-нибудь, и одновременно прощаясь.
Оказывается, Катя остановилась, чтобы перекурить. И ей, видите ли, лишний свидетель был не очень-то и нужен.
Это меня возмутило. Я остановился рядом с ней и выпросил сигарету. Она нехотя угостила меня папироской, и мы закурили. Признаюсь, с сигаретой в тонких длинных пальцах она мне нравилась больше, чем с нарочито серьёзным лицом, устремлённым в учебник. Да и вообще, теперь она показалась мне красавицей. Ну, если и не красавицей, то хотя бы очень миленькой. Нет, не занудой, как мне подумалось сперва, но очаровательной тихоней, которую не могла опошлить даже вульгарно торчащая из её рта сигарета. Рот у неё был дивный, и у меня даже мелькнула мысль…
Нет-нет, просто мелькнула. Очень быстро, что даже не зафиксировалась в голове. Я всё ещё собирался к Колдину, я всё ещё хотел избавиться от Кати, несмотря на то, что со второго взг