Назад к книге «Гневное добро. Древний мир» [Инна Фидянина-Зубкова]

Глава 1. Древний мир

Личный варвар

Личный варвар молча ходит,

постучится в дверь серьёзно.

Личный варвар не находит

слов, конечно, очень грозных.

Личный варвар неприлично

мысль подкинет и умолкнет.

Я его не укусила.

Укусила бы, что толку?

Ведь на то и варвар этот,

чтоб терпеть обиды света,

рассуждать в бору о главном:

кость ребёнку или маме?

Этот варвар непокорный

мне на ушко что-то шепчет

(расстоянье – километры,

расстояние – три века).

Смотрит варвар, улыбаясь,

думая, что жив сейчас.

Светлый варвар точно знает,

что придёт победы час!

Я ему пишу письмо:

«Всё в порядке, но лицо

постарело как-то ночью,

видно в век твой очень хочет.»

Варвар пишет мне в ответ:

«Я сегодня на обед

написал тебе сонату,

и теперь ты виновата,

что по свету зазвучит

старый, древний колорит.»

*

Личный варвар мой хороший,

он сто тридцать песен сложит.

И я буду знать сама:

виновата в этом я!

От сестры и до войны

Сестра брата ругала,

почём свет костерила,

почём зря материла,

кости мыла, пилила:

«Да и что тебе мало,

чего не хватало?

Сапоги с рукавами,

пироги с запчастями!

Али света всё нету,

или лето без ветру?

Может, низко тебе не кланяются,

либо медные деньги не нравятся;

толь смертей тебе мало,

коль добра не видала

твоя душа-душонка?

Горе ты – не мальчонка!»

Ой, не слушал брат сестру,

а подарил ей платок и метлу,

да пошёл за Родину биться:

– Уж лучше в бою материться,

чем с бабой дурною спорить!

«Ну да,

на войне ж тя не будут неволить!»

Последняя песнь Владимира Старицкого

То не крепости турецкие разгорались,

то святая Русь в огне, дыму.

Русь крестьянская, деревянная,

самим царём Грозным оболганная.

А у князя москвича

рать в опричнину пошла,

рать в опричнину пошла

да у Владимира.

Ей-ей не робей,

не кем Москву защищати,

от татара злага оберегати.

Гори не горюй,

князья наши не воюй:

князья наши по губерниям сидят,

воевати и не могут, не хотят.

Хмурься, Владимир, не хмурься,

а на Грозного ты не дуйся,

ведь он по рукам твоим вдарит

да по краю родному ударит,

ударит – не пожалеет:

то не Новгород горит, а кровь алеет.

Ну а ежели народец свой же бьют,

значит, ворогу помогут, подсобют:

берите пашни наши и рожи,

а нам не любы, не гожи

родные земли!

Что, князь, не дремлешь,

удумал с царём тягаться?

Тебе ли, смерд, баловаться!

Кто с мордой царскою спорит,

тому лежать гордо в поле.

Такое во веки веков ещё будет,

а кто забудет о том, того и не будет.

Ой ты, князь Михаил

Ой, Михаил ты великий,

взял посох и взгляд не дикий,

шелом уже не оденешь,

не веришь,

что ещё больше земель тебе надо:

родные просторы – отрада.

Время выпало тебе золотое:

ни Мамая, ни боя,

лишь пиры

да похвальбы.

Похвальба, похвальба, похвальбище,

шум, молва и гульбище!

На спор можно и море Чёрное переплыть.

Чему быть, тому и не быть,

а море перебежать – не шутка!

Но не промах наш княже Мишутка:

прыг на чёрны корабли

и плыви, плыви, плыви…

На то Михаил и великий!

/ А лик твой ликий

кто-нибудь намалюет

да нам подсунет:

любуйтесь, люди,

таких красивых больше не будет

во власти. /

Песнь свою пела Настасья,

домой ожидая героя.

Пой сорок лет, на дне моря

твой муж Михаил великий.

Вышивай крестом его лики.

Мечты косаря

Разошлась с косой рука могучая

по лугу да по полю! Мурава колючая

застилает тело, глаза ест.

Я скошу её косой в благовест.

Нет на мне изъяна да и сам не дурак.

Почему ж дивчине всё не так?

Да и возраст у меня уже большой.

Вот скошу её косу своей косой!

А и батька у Марьяны чи дурак?

Эх и мамка у Марьяны – железо` кулак.

Что ж вы дочечку храните, для кого?

Перезрела ваша баба, брызжет молоко!

Ой пойду, косою закошу весь свет,

надоело тут махать в пересвет!

А по лугу да по полю – не вода,

а по лугу да по полю – блеск-роса.

И трава-мурава вдаль манит.

Брошу всё, уйду в леса, да небрит

зарасту своей волоснёй,

а кикимора и водяно