Тёмное время шуток

Лина Сальникова

Пока над твоей головой кружится лунная монетка, считай до десяти и угадывай – на какую сторону она упадет. Начинай с конца, читай с начала, выбирай тёмное или светлое – никогда не угадаешь, и слова снова сыграют с тобой эту шутку, черно-белый мир перевернется, чтобы ты запомнил его – таким. Тёмное время шуток Лины Сальниковой – бесконечное мгновение памяти, долгий путь из глубины к свету.

Лина Сальникова

Тёмное время шуток

Иллюстрации Яны Климовой

Обложка Анастасии Ростовцевой

февраль

февраль пять лет спустя – скрипучи половицы,

расстегнуто окно – февраль пять лет спустя

такой же, как и тот, не переставший сниться;

морозные слова у кадыка хрустят,

а под ногами – снег. въедаются подошвы

в подтаявшую стынь, в растопленную муть.

со мной всегда есть я, какого вспомнить тошно,

и я, каким себе я нравлюсь самому.

давай на пятый круг, раз все опять сначала?

конец споем в конце. куда нам, брат, спешить.

я помню: в первый раз мелодия звучала,

такая, как сейчас. я, февралями сшит,

небрежно, на авось, как скрученные нити,

держу внутри себя несбывшихся людей.

зачем-то для себя пытаясь объяснить им

мучительную связь тогдашнего и здесь.

февраль пять лет спустя от года независим:

все так же не смешон февраль пять лет спустя.

в конце нас, может быть, помянут в бенефисе

в честь жизни, а потом, написанных, простят.

убийца лилий

во мне просыпался холодный убийца лилий,

срезающий стебли им, хрупким, – до сока, с хрустом.

зачем вы пришли, не решившие «или-или»,

зачем вы себя отдаете моим искусствам?

картонные и несчастные: «оживи нас».

предмет волшебства, волхования и алхимий.

я молча срезаю стебли наполовину,

и каждый цветок получает в подарок имя.

всё просто в любом колдовстве: не проси – не зная.

убийца и мастер не помнят от просьб отказа.

под солнечным светом улыбка ножа – стальная.

и каждое имя молчит над хрустальной вазой.

Пикник в муравейнике

Стояли звери

Около двери,

В них стреляли,

Они умирали[1 - Стишок очень маленького мальчика | А. и Б. Стругацкие]

Постирали платок – он осенних набрался слёз.

Расстелили постель – никому в ней опять не спится.

У соседских людей чертенёнок на год подрос.

У глубинных зверей морды сделались словно лица.

Я стираю белье у промзоны, где пережжен

яркой ржавчиной дней бельевой опустевший провод.

Ожидание сталкера – осень любой из жён.

Прелесть осени – быть неминуемой и суровой.

А внутри у меня – эта комната под замок.

Тишина из нее смотрит, взгляд неподвижно вперив.

Я хотел испугаться, что выстрелят, но не смог.

Всё равно я останусь зверем под этой дверью.

мой печальный шут

Пляши, пляши, мой печальный шут.

Корми толпу и смеши людей.

На мостовой голоса и шум,

и время бьется – сейчас и здесь.

Терпи побои, ты к ним привык —

что сделать челяди площадной,

когда ты видишь такую высь,

что не сравнится с их мрачным

дном?

В тебе, насмешливом, хлещет жизнь —

словами, горлом. Ты гол и нищ.

Держи ладони мои, держи, —

через касание льются дни,

одни и те же – с тобой, другим,

совсем другие – с тобой одним.

И смолкнут на мостовой шаги.

И голосов оборвется нить.

Но мне – с тобой, а совсем не к ним.

маме о лебедях

чего только ни привидится бога ради

как встретишь все это в реальности на беду…

здравствуйте мама я в собственном гордом аде

или чужом гладко вылизанном аду.

завтра целехонек снова туда пойду.

смотришь на мир выплывающий лебедями —

думаешь сам выйти в белом таком пальте.

но лебеди к ночи становятся леблядями

на гадкой и не отражающей пустоте.

а впрочем я мама всё это хотел вертеть.

Баю-бай

Вот и спать ложись, все закончено, баю-бай,

не придут ни волчок, ни гоблин и ни бабай.

это сказка про тех, кто живет у тебя в груди.

если тяжко в груди, говори себе: я один.

Был сим-сим, а теперь двоих ты закрыл в ларец.

больше нет ни царевичей, ни колдовских царевн.

только мысли твои, словно цепь на дубу, звенят.

и огниво надежное не разожжет огня.

оловянный солдати