Деформация
Леся Орбак
Однажды их уже предали. Идеальный, безопасный мир посчитал бывших солдат главным оружием. А от оружия приказано избавиться. Однако, у любой правды есть двойное дно. Безопасность породила угрозу, перед которой стерильное общество беззащитно. Но они – экстрагенты, и устранять ошибки – их призвание. Содержит нецензурную брань.
ДЕФОРМАЦИЯ
Экстрагенты должны удовлетворять довольно жестким требованиям:
обладать хорошей способностью извлекать выделяемое вещество или группу веществ,
отличаться малой растворимостью,
иметь достаточно высокую температуру кипения,
не должен взаимодействовать с компонентами анализируемого раствора,
быть чистым и легко регенерироваться.
Курс лекций «Химия, материаловедение и новые технологии». ГУ НИИЦ «Кристалл».
0. ВСТРЕЧА.
В плаще бегать неудобно. Полы бьют по голеням, путаются между ног. Зато под длинным кожаным покрывалом можно многое спрятать. Например, «Стрелу» последней модификации. Этот автомат весит больше распространенного «Калигулы» на полтора кило, но скорострельность и дополнительная обойма, дающая возможность перезарядки без прекращения огня, с лихвой компенсируют лишние килограммы. Стальная кобра растянулась по спине наискосок: крючковатый приклад выпирает над плечом, тридцатисантиметровое дуло оттопыривает плащ справа. Она даст ему дополнительный шанс, когда отработают оба «Рида». Не стоит недооценивать элемент неожиданности.
Уцелевшие остовы домов летят мимо. Некоторые выплевывают из оконных дыр каменное крошево – это все ветер. Тот, что швыряет под тяжелые подошвы маленькие куски ДВП, ошметки бесцветных обоев и острогранные полоски пластика. Сильный, скотина. Осенний.
Отовсюду высовываются металлические балки, норовят поставить подножку. Огрызки ржавых сеток цепляются за плащ ощетинившимися краями. Бетонная пыль бьет в глаза. И как на зло солнце садится все ниже.
Никто не гонится следом. Стервятникам достаточно одной жертвы. Вторая может уйти. Трусливо сбежать, не выстрелив другу в голову. Наверняка. Чтобы никто не сумел привести в сознание и пытать, постоянно выдергивая у смерти и начиная снова. Он, казалось, умер. Но в том то и дело, что казалось.
Повторяющиеся сны раздражали Криса сильнее, чем требование ректората бриться каждый день. Но если про щетину можно было забыть в выходные, то кошмары жили по собственному расписанию. Возвращались с завидным постоянством, обретали новые краски. Всякий раз Крис просыпался, запыхавшись от бега, подолгу сидел на кровати, разглядывал пластиковую обшивку стен, проверяя на месте ли трещины и следы от кулаков. Дурацкое состояние. И к сорока трем годам уже привычное.
За ним следили полсотни глаз. Крис просмотрел свои записи и, отключив, демонстративно отложил в сторону лайвер.
– Скажите честно, кому интересны политические дрязги конца двадцатого века?
Аудитория молчала.
– Как хотите. Зачет вам сдавать. – Крис вышел из-за кафедры, оперся на нее спиной и сложил на груди руки. – Валяйте, спрашивайте.
С щелчками позакрывались ноутбуки, кое-где запищали диктофоны. Студенты отключались от сетей, чтобы ни одно сказанное в аудитории слово не просочилось наружу. Крису не поздоровится, узнай ректорат, как он обучает будущих специалистов.
Несколько рук потянулись вверх. Крис кивнул одному из студентов, остальные тут же угомонились.
– Скажите, вы помните время до эко-соглашения?
Крис криво ухмыльнулся.
– Мне было двадцать три, – ответил он, отмечая, сколько девчонок зашептались, вычислив возраст. – Конечно, помню.
– При рыночной экономике жизнь действительно была хуже? Неужели замена денег на виртуальные единицы облегчила существование?
– Кому-то – да, кому-то – нет, – честно ответил Крис. – Сменились не только условия жизни, но и приоритеты. Когда учитель получает столько же, сколько директор завода, и при этом может позволить себе курорты, рестораны и качественную одежду, нет смысла резать соседу глотку. Каждый занимается тем, чем хочет, лишь бы был результат. Как следствие – кругом халявщики и лоботрясы. Я не хочу сказать, что мы многое потеряли, избавив хорошие машины и золотые унитазы от статуса «предметов