Озерный фронт

Константин Паустовский

В годы гражданской войны против объединенных войск белых и интервентов, наступавших со стороны Мурманска, на Онежском и Ладожском озерах воевали люди, которые зачастую были даже без обмундирования и плавали на старых пароходах, на скорую руку переоборудованных в военные суда. Эта книга рассказывает о героической повседневности сознательных защитников революции, об их подвигах на фронте, о трепетном отношении к Родине и свободе.

Константин Паустовский

Озерный фронт

Капитан Тренер пожевал жареную репу и вздохнул. Вкус репы отдавал горечью, как воздух лесистого и холодного Заонежья, где стояла флотилия.

Кончался май. Грязный лед все еще таял на берегах Онежского озера. По ночам казалось, что озеро превращается в море, – запах льда напоминал запах сырых приморских песков.

Лес шумел за окнами избы, нагоняя сон. Канонерские лодки кланялись берегу, поблескивая огнями. То были старые буксирные пароходы, приплюснутые, как клопы. В Петрозаводске их выкрасили в цвет мокрого полотна и поставили им на палубы орудия.

– О чем вздыхаешь, старик? – спросил Тренера штурман Ерченко, прозванный «Сарвингом».

На морском языке сарвингом называют старую, истлевшую парусину. Наступили жестокие дни. Лучшим напитком считался спитой чай, великолепной едой – болтушка из затхлой муки. Толстый штурман лишился своего объема и посерел, подобно видавшему виды рыбачьему парусу. «Сарвинг» – сказал о нем Тренер. Прозвище немедленно было узаконено всей Онежской озерной флотилией.

– Погано! – ответил Тренер. – Сиди в этой дыре и дожидайся английских истребителей. Жуй репу и любуйся на «консервные банки», – он кивнул за окно, где пни канонерок продолжали качаться с монотонностью маятников. – К тому же холодно. Наступает второй ледниковый период.

Комиссар Мартайнен неодобрительно ухмыльнулся.

Хозяйка избы, старуха Кузьминишна, поставила на стол тарелку с вареной ряпушкой. Тренер ковырнул вилкой перепрелую кашу из рыбы и рассердился.

– Что вы хмыкаете? Надо наконец научиться уважать науку. Флотилия на собственной шкуре испытывает приближение льдов.

Сарвинг заскрипел стулом.

Тренер гневно взглянул на штурмана.

– Не лезь в пузырь, Эдуард, – прохрипел Сарвинг. – Я тебя всегда с удовольствием слушаю.

– Надо иметь голову на плечах, – сказал Тренер. – Почему англичане устроили в Медвежьей Горе базу? Почему поставили на берегу судовые орудия и спустили на озеро истребители? Если бы не лед в мае, в половине мая, было бы это или нет? Я тебя спрашиваю, старый обалдуй. Конечно, нет. Наши коробки от сардин не могли форсировать лед. Мы бегали около кромки льда и грызли собственные кулаки. Май, видите ли, чудесный месяц май, стоял над этим чертовым озером, и лед таял с такой же скоростью, с какой растет борода у флагмана.

(Было известно, что флагман брился раз в неделю не из-за отсутствия времени, а за полной ненадобностью делать это чаще.)

– Холодная весна, – согласился Мартайнен.

– Холодная весна? – язвительно переспросил Тренер. – Вы в этом уверены? А вы знаете, что здесь в доисторические времена был климат Сицилии?

– Все может быть, – согласился Мартайнен. Ему хотелось спать. Сарвинг уже всхрапывал.

– Да, все может быть, – ответил Тренер и оглянулся.

Из темного угла избы, где стояла кровать, послышался тихий плач.

Мартайнен смотрел за окно, где между сосен дрожали звезды. Сарвинг проснулся и встал.

– Опять! – сказал он испуганно и начал застегивать рваную шинель, похожую на больничный халат. – Пора на канонерку. В пять часов снимаемся в дозор к Мэг-острову. Хоть бы часика три поспать.

– Мертвого не воротишь, – пробормотал Мартайнен, – Идемте, штурман.

Тренер остался. Еще третьего дня он забрел в избу Кузьминишны в поисках молока. В избе он застал старуху и молодую плачущую женщину. Пока старуха кормила Тренера простоквашей, женщина не переставала плакать.

Тренер торопливо глотал простоквашу, не чувствуя вкуса, потом тихо спросил старуху, кто эта женщина.

– Учительша, – прошептала старуха. – Беда у нее случилась. Девочку убили.

Тренер б