Предисновие
Глава 1
Утро первого января. Обычное серое утро первого января. Ночью мы с друзьями впустую растратили остатки рождественского волшебства в излюбленной пивнушке напротив моста. Я уже взрослый мальчик, но люблю Рождество. В моем детстве не было никаких дурацких историй, которые исковеркали бы представление о нем. Обычно, если в кино действие начинается с Рождества, обязательно находится кто-то, не выносящий его красно-зеленого боевого раскраса и елового аромата. Моя семья была до того правильной и благополучной, что я едва избежал угрозы засахариться к совершеннолетию. Впрочем, некоторые утверждают, что так оно и произошло. Но младенец Иисус исправно снабжал меня и моих сестер подарками, пока мы обходили городок, отвешивая праздничные поклоны родственникам и друзьям.
Рождество – это обещание чуда, не так ли? Апогей веры в свои мечты, экстракт надежды, питаемый юркими нейронами головного мозга, несущими воспоминания о детстве. Или жизнь меня все-таки пересластила? Ладно, оставим. Я могу часами рассуждать о волшебной пыльце, рассыпанной в морозном воздухе – той самой, что позволяет детям летать. О безмолвной тайне, застывшей в вышине – она творит единство и связывает сердца. Я ведь художник, я сотни раз рисовал это, по вдохновению и на заказ. Я талантливый жиголо, знающий пароли и такты, я все это – понарошку.
Новый год – совсем другая история. Это уже… (считаю на пальцах) … седьмой день после надежды на чудо. Это рубеж, жестокий гонец, который ухмыляется недоброй рожей, бесцеремонно стучась в окно: ему, видите ли, лень было дойти до двери. Он всматривается в тебя беспощадными глазами, будто хочет сказать: ну, что? Уже неделю отмахали, а чуда так и не произошло? Новый год начался, отсчет пошел – что будет у тебя в руках к следующему Рождеству? Или в тысячный раз ты загадаешь прежнее, на один вечер невесть откуда взяв силы вновь верить?
Я уже семь сочельников подряд произношу одно и то же имя. А как у вас обстоят дела?
Утро. Первое января. Проснувшись, я подошел к зеркалу. Увиденное требовало двух литров ледяной воды на голову и энергичного массажа ежовой рукавицей. После душа изображение оставалось почти тем же. Признаться, я не вынес и нескольких капель льда – может быть, в этом дело? Если впрыснуть безумной радости в зрачки и изобразить улыбку Чешира, я буду выглядеть, как раньше?
Когда – раньше? И откуда мне выкачать шприцом эту радость, неужто из сердца? Мне бы немного куража и жизни, и меня можно вновь презентовать публике. «Сегодня вашему вниманию мы представляем знаменитого мага и волшебника, шута всех королей… тьфу ты! Короля всех шутов…» Кто-нибудь желает быть очарованным? Кому сияние цвета и колдовство движения? Новые декорации к знаменитому спектаклю? Уличное шествие с цветочными платформами? Закат из розовых драпировок на мосту в Сан-Франциско? Я художник, детка. Я нарисую тебе все, что ты хочешь.
Снилась ли ты мне сегодня, милая?
Мое лицо изменилось, это тяжело осознавать. Я подолгу могу смотреть на себя в зеркало, как бы ни выглядело это со стороны. Я не нарцисс, я ищу тебя в своих глазах – они остались прежними. Я пытаюсь разгадать тайну своей физической оболочки: она прячет слишком многое. Может быть, в другом мире, после тысячной смерти она взорвется, наконец, и покажет Вселенной то, чем я являюсь на самом деле? Но и в этой загнанной, заложенной дьяволу жизни мне все еще есть за что любить свое истраченное тело. Мы ведь с тобой так похожи, словно наколдованы алхимиками из одного звездного пламени, и экстракт его – в глазах. Я узнаю тебя по глазам, что бы ни происходило с тобой в эти годы.
Снилась ли ты мне сегодня, милая?
Какие сильные воины встречаются в книгах, у которых я вымаливаю помощь, найдя в них отсветы собственной боли! Да, о таких, как я, уже написаны огромные трактаты. Но созданы они по одним и тем же законам, предписывающим оградить страждущего читателя от неприглядных сторон темного пути. Кто изображен в них? Маги, волшебники, колдуны, умеющие прочитать и схватить цепкой рукой каждую секунду своей жизни. Как ловко смеются они над судьбой и увиливают от ее отравленных стр